Александр Чернецкий в гостях у своей двоюродной сестры Аллы Рябко и её отца Анатолия Рябко, который приехал в гости в Москву из Полтавы. Александр расспрашивает дядю о семье Рябко, для восстановления родословного древа семьи Чернецких, Рябко. Цитаты из эго интервью вошли в книгу «ЖИЗНЬ СТОИТ ТОГО…»
Александр Чернецкий: – У нас был юбилей группы, 25 лет и мне пишет Валентина Котляревская, это одна из сестер…
Рассматривают старые фотографии.
Анатолий Рябко: – Это наша тётя – моя и Люсина.
А.Ч. – Из Боярки под Киевом.
Ан. – Она мне писала.
А.Ч. – Она появилась и пишет: «Мне 72 года и я узнала нашу Феодосию на фотографии». А я там выложил в мамин день рождения все фотографии. И она их узнала. Она прислала мне кучу фотографий. И там Слава с Таней и много других.
Ан. – Она много знает. Знаешь, о чем она может рассказать? Она много знает о семье Ивана Ивановича и Феодосии Нестеровны. Она же оттуда, с Черниговской области, родня.
А.Ч. – Она дочка сестры. Сусанна – это мать.
Ан. – Да, Сусанна. Я к ней ездил. Эта Сусанна лежала в Боярке, после инсульта. И я приезжал, я тогда еще в школу, наверное, не ходил. А вот этой Вали дядя был директором школы, рядом музей Павки Корчагина, который пилил дрова для Киева. Я был в том музее в последний раз в году 1985-м, наверное. И вот эта бабушка лежала после инсульта, она не вставала. Это была сестра Феодосии Нестеровны. Но вот эта Валя, с которой ты общаешься, она Люсе и мне как тетя. Люся 1943-го года, а Валя ее тетя.
А.Ч. – Она пользуется Интернетом. Я спросил про фотографии Ивана Ивановича. Она прислала мне кучу фотографий. Но его там нет.
Ан. – А вот как добыть фотографии Ивана Ивановича и дяди Славы. Я думаю, его уже и в живых нет. А вот Таня – у меня есть ее фотографии.
А.Ч. – Интересно, а сколько дяде Славе может быть лет? Он был самый младший?
Ан. – Самый младший был мой отец. А он старший. Я не знаю точно, с какого он года.
А.Ч. – Ты про моего отца начал рассказывать, как он сватался.
Ан. – Было сватанье.
А.Ч. – Люси не было не там, ни там?
Ан. – Нет. Ленька был. Во второй раз.
А.Ч.- Там рушники клали перед входом и все дела? Снег лежал?
Ан: – Да, это была зима. Это была деревня Суданка Харьковской области, недалеко от Беляевки – 4 км.
А.Ч. – Алина провела титаническую работу. Сейчас пойдем от Порфирия, которого убили. Она говорит, я папу мучила несколько недель, чтобы он вспоминал. Он молодец, потому, что он был фактически последний с Люсей, кто знал.
Ан: – Люся меньше знала. Она меньше. Ты же знаешь, как Люська вообще появилась на свет? Она тебе рассказывала?
А.Ч. – Ну, в принципе, я понимаю, что там был вот этот Ханьков.
Ан. – Рассказываю. Мой отец, твоя бабушка и Владислав – трое детей, что остались в живых, они были дети «врага народа». Когда пришла война в 1941-м году, моего отца в армию не взяли. Несмотря на это, Феодосия Нестеровна всем дала высшее образование, всех выучила. Представляешь, какой она подвиг сделала, твоя прабабушка?
А.Ч. – Моя прабабушка, баба Феня, меня научила считать, читать азбуку. Мы жили в пожарке. Это святой человек.
Ан. – Она прочитала всю классику: Бальзака, Флобера и прочее. Всю библиотеку отца и мою – она все прочитала. С образованием четыре класса. И вот, она, кстати, рассказывала о Махно, о его жене. Я же насмотрюсь фильмов тех, где Махно всех стреляет, а она говорит: « Вот то нэ дывись, там усе брэхня». Я же пионер был: «Как»? «Я знала его жену, она учительница. А он никого не стрелял, мы его на руках носили, это же наш чуть ли не вождь был. Он за крестьян был». А я говорю: « Бабушка, Вы такую фигню рассказываете»!
А когда я в 1992-м году с Люсей пошел на толкучку, смотрю – « Воспоминания Махно». Трехтомник. Я его сразу купил. Это издательство 37-го-38-го годов, издано в Париже. Первый том про его жизнь. А второй и третий издали после его смерти. И я тогда там сразу увидел фамилию Рябко. Ну, и начал рассказывать всем, что это мой дедушка – Иван Иванович. Бабушка же мне рассказывала про это все! И только вот уже после твоего общения с Мариной в Полтаве, я подумал: « Ну, хорошо. Сейчас все перечитаю, потому что читал так, наскоками». Я взял, прочитал, изучил все эти три тома.
А.Ч. – Это Люся говорила, что есть такая книга.
Ан. – Так это я ей рассказал. Кроме меня никто не знал. И вот, я прочитал и проанализировал эти три тома. Дело в том, что они заканчиваются ноябрем 1918-го года. До ноября 1918-го года там упоминаются два человека под этой фамилией. Первый Рябко (Семенченко), они его расстреляли, это был контрреволюционер, там мало о нем сказано, но было за что расстрелять, и его расстреляли. А основной Рябко, это был его помощник. У него было три помощника, этот где-то четвертое место занимал в этой верхушке. Все это правильно, он везде пишет: Рябко, Рябко. И только в двух местах назвал его имя. А имя его – Фома. Так, что это явно не Иван Иванович.
Алла Рябко: – А я вот никак не пойму, как два Рябко от Голяк Агафьи Порфирьевны и Рябко Натальи Дмитриевны. Как это так пошли? И от нашей бабушки – Рябко.
Ан. – А ты знаешь, как бабушкина была фамилия? Захарченко.
Ал. – Ну вот, смотри, Голяк Агафья Порфирьевна – это тетя. А сестра Сусанна – это бабушки Фени мама. А вот здесь, откуда Рябко взялись, от Голяк?
А.Ч. – Но если они три сестры. Они Голяк.
Ал. – А откуда тут Рябко взялись? От Агафьи Порфирьевны?
А.Ч. – Может, они взяли фамилию?
Ан. – Она же должна была выйти замуж! Рассказываю. Бабушка говорила, что у Ивана Ивановича были братья.
Ал. – Может, она вышла за брата его? Тут не написано. Но от Агафьи тоже пошли Рябко.
Ан. – Так это же братья были Ивана Ивановича. Вот эта Котляревская Валентина , 1942-го года. Почему она Люсе и мне тетя? Потому, что они были братья – Иван Иванович и Дмитрий Иванович.
Ал. – Они женились на сестрах?
Ан. – Не знаю. Может быть. Бабушка рассказывала, что у Ивана Ивановича был не один брат, а несколько.
Ал. – Вот тут, смотри: Вера Ивановна, вот тут Чернецкий Владимир, Чернецкий Леонид и Ханькова Людмила. Тут не указано, от кого она.
А.Ч. – Сам Ханьков погиб в 1943-м году.
Ан. – Я тебе расскажу. Отца не взяли в армию, потому, что сын «врага народа». Их послали копать окопы. Жили они в Коломаке Харьковской области. Начали копать окопы в 1941-м году. Немцы бросали листовки, мол, идите по домам, мы уже за сто километров от вас. Приезжает он назад. В Коломаке остались: отец мой, еще не женатый был, молодой, Феодосия Нестеровна, и твоя бабушка, Вера Ивановна, и два пацана малых, в оккупации. Твой отец, и твой дядя Лёня.
А.Ч. – Вот этот вопрос меня очень интересовал. Немцы наступали, они уехали из Чернигова в Коломак.
Ан. – Там мой отец работал. В лесничестве. А немцы и туда дошли. А мой отец заместителем лесничего работал.
А.Ч. – подожди. Мой отец родился на Донбассе. Вера уехала дальше, в Докучаевск.
Ан. – Не знаю, куда она уехала, но Вера Ивановна, бабушка твоя была здесь. Фамилия лесничего была Куц. Он немец. Пришли немцы. Ну, а отец молодой, красивый. А у этого Куца была дочка Люда. И вот она за моим отцом бегать стала, такое, что женись – и все. А он – ни в какую. Не сошлись характерами. А отец помогал партизанам. Там в складе были продукты, он поотдавал им эти продукты. И вот на этой волне: «Ах, ты партизанам помогаешь? Да еще моей дочерью брезгуешь? И отца – иди сюда»! Суд был коротким – повесить! Завтра утром вешаем. И я когда уже подрос, когда он нервничал, мне бабушка говорит: «Ты не обращай внимания, потому, что он пережил ночь, когда его утром должны повесить». Его в холодную кинули, уже все. Не жилец. И бабушка Феодосия Нестеровна пошла к этому чертову немцу Куцу, упала в ноги, и целовала и сапоги и все, чтобы тот сказал своим собратьям, чтоб спасти отца. И вымолила. Уж не знаю, дали ему шомполов или что там дали, но простили и оставили его в живых.
Потом в этом селении появляется одна женщина с сыном. И его тоже зовут Женя. Мать этого Жени шила. Баба Феня говорила, что она цыганской породы что ли. И ее сын начинает дружить с моим отцом. Женя и Женя. Ну, а у Жени ж тут сестра, Вера Ивановна. И Женя этот, по фамилии Ханьков, начинает за ней ухаживать. Молодые же все! И в 1943-м году родилась Люся, в июле месяце. А в августе 1943-го – день освобождения Харькова. А в сентябре – Полтавы. И вот, освобождают этот Коломак. Люське два месяца всего-навсего. И забирают, и моего отца Женю, и ее отца Женю в армию. Сразу всех, кто был под оккупацией. И всех на передовую, на Днепр, на фронт. Отец мало рассказывал, честно говоря. Он говорил, что не может это переживать, пересказывать. Отца ранило, и он попал в госпиталь, пуля прошла навылет. А Евгений Ханьков, сколько Люся и Вера Ивановна искали его по всем архивам, и в Подольске, и везде. Без вести пропал – и все.
А.Ч. – Так же, как мой дедушка – Александр Петрович Чернецкий. В Коломак приехали бабушка и два мальца. А вот каким образом они оказались на Донбассе? Не знаешь?
Ан. – Почему не знаю? Ты знаешь, что Ивана Ивановича тоже на Донбассе арестовали? В Сталино.
А.Ч. – Сталино – это Донецк.
Ан. – А как они оказались, я тебе расскажу. Рябко все были со стержнем, как говорится. И Иван Иванович, Дмитрий Иванович, и их было, бабушка говорили, четыре брата. У Валентины надо уточнить, сколько их братьев было. Потому, что, кроме нее никто не скажет. Бабушка рассказывала, что Советская власть всем дала землю, а потом началось раскулачивание. А она говорит, мы работали, а эти пьяницы комсомольцы начали раскулачивание. Этих отправили в Сибирь, может быть Дмитрия, точно не знаю. Это у Вали надо расспросить. Выкинули их всех. Так вот бабушку с Иваном Ивановичем выкинули. Это была, по-моему, Черниговская область, Менский район, село Дягова. И в этом доме, когда их выкинули, там была или школа, или сельсовет, или библиотека. Что-то такое было. Так они смылись на Донбасс.
А.Ч. – К Ивану Ивановичу? Он уже там обитал?
Ан. – Может, он и раньше туда смылся. Но у Феодосии Нестеровны знаешь какой был основной мотив? «Иван Иванович такий умный був жешь, гражданская война, революция, я его упрашивала, давай уедем. Тогда в Канаду все уезжали. Но он ведь не захотел». А что бабушка? Она, когда вышла замуж, ей было 16 лет. Она мне рассказывала, как это было все. Приехал Иван Иванович с Георгиевскими крестами, а этой 16 лет. В селе, в деревне эту 16-и летнюю девочку можешь себе представить? Он увидел ее, как взял, как поцеловал! А она плакать! Говорит: «Я такая была забитая, думала, что я забеременела». Короче, он влюбился, женился. Все честь по чести. Тогда, это же не сейчас. Она из семьи Захарченко. Что-то она о своей семье не очень рассказывала.
Ал. – Ну, вот сестры. И какая-то из них, получается, за брата Ивана Ивановича вышла замуж. Это надо выяснить.
Ан. – Но она киевских родственников уважала. Валю, вот Нина у нее была старшая сестра.
Ал. – Маму почему-то звали Сусанна. Это удивительно. Хотя, у дедушки Вани маму звали Марта. Хотя, имя Сусанна есть в святцах. Тогда было просто, святцы открывали и называли. Если она родилась в этот день, то Сусанной и назвали.
А.Ч. – Толик, вот меня один вопрос беспокоит, я никак не могу сложить все пазлы. Как они уехали из Чернигова на Донбасс к Ивану Ивановичу, и Вера Ивановна встретилась с Александром Петровичем Чернецким. Он был бухгалтером на шахте. Он был образованным. Потом мобилизация, армия. Он же тоже пропал без вести, пришла похоронка. А нашли в архивах, что пропал без вести.
Ан. – Твой отец очень поддерживал связи с ними там, с родственниками, с Чернецкими.
А.Ч. – Я же никого не знаю, и хотел бы их найти.
Ан. – Твой отец ездил же туда. Лёня ничего не рассказывал тебе на эту тему?
А.Ч. – Я видел одну фотографию, которую Валентина прислала.
Ан. – Володя туда ездил к ним. У него там тетя, дядя были. Я помню, как с моим отцом говорил, тебя еще не было: «Чернецкий – это такой род. Это в Польше дворяне такие были».
А.Ч. – Откуда фамилия такая – это меня тоже беспокоит.
Ан. – Я и рассказываю, мы разговаривали с ним, я говорю: «Ты же можешь проследить, с чего началась эта история, литература? Потому, что мы интересовались этими вопросами».
А.Ч. – Папа историю знал, он мог ответить на любой вопрос исторический.
Ан. – Правильно. Он же старше меня на 10 лет. Я же тоже такой был грамотный, подкованный, чтобы не отставать от него. И мы с ним задумывались еще тогда над Чернецкими.
А.Ч. – Хоть какая-то информация. А что он рассказывал, не помнишь?
Ан. – Нет. Я знаю, что тоже отец пропал без вести. Что-то даже бабушка мне рассказывала о родне. Рая была, про Раю рассказывала, это я помню. Я кто она отцу – не могу вспомнить, может, сестра двоюродная.
А.Ч. – То есть, Валентина, может быть, знает. Потому, что от Валентины пришла эта фотография. А, нет! Не от Валентины. От Алины, из архива бабушки Фени и Люси. Там на фото надпись: «С донецкими родственниками». Снег идет, и они там стоят: папа, мама и все, во дворе.
Ан. – Я не знаю там никого. Я знаю, что Вовка туда ездил. Леня не ездил.
А.Ч. – Он мне то же самое сказал.
Ал. – Меня, между прочим, зовут Алла Анатольевна
Ан. – Да, это я её зову Алёной. Я женился в 18 лет. Её маму звали Алла. Я настолько её любил, она родилась, 20 лет нам уже было. И я её тоже назвал Аллой. Но для того, чтобы не было две Аллы, я ее Алёной называю. Её никто не называет Алёной, кроме меня.
Ал. – Хорошо, что мы нашлись, и ты можешь спокойно сюда приезжать.
Ан. – Если ты посмотришь всю квартиру, там комната для тебя будет.
А.Ч. – Я всё корил себя, что никаких концертов в Полтаве. Я несколько раз звонил на Новый год, давно так не видел вот этого молодого старика.
Ан. – Я знаю всё. Я им сказал, что в Украине его не будет. Пока.
А.Ч. – Это бабушка надвое сказала.
Ан. – Мы будем надеяться на лучшее. Я ему сказал, крестный приезжал. А вот крестник не приедет. Не будем о грустном.
А.Ч. – Всё будет нормально. Я почему-то знаю. Я очень много в жизни пережил, я знаю, что, если бы я не верил в хорошее, я с этой верой и живу. Без нее никуда, никак.
Ан. – Я вспоминаю, когда мы хоронили твоего отца. Когда ты меня провожал. Когда я тебя обнял и говорю: «Саша, жизнь продолжается». И без веры – это не жизнь. Ты сам знаешь. И я рад, что ты живешь с верой. То есть с Инной. Как она?
А.Ч. – Инночка, молодец! Мы 25 лет совместной жизни в прошлом году отметили.
Ан. – Да я помню, когда вы с Валиком были в Харькове. Ты еще подписал пластинку: «Спасибо, что я не поступил в Полтавский мединститут. Может, это не трагедия, а судьба». Что-то такое.
А.Ч. – А я вас хоть напоил чаем? Потому, что в какой-то момент, мне было очень неудобно, что я кого-то чаем не напоил. Потом мне родители сказали. Это было классе в 5-м, может, в 6-м.
Ан. – Это не обо мне. Кстати, я с Валиком общаюсь постоянно по скайпу. Он живет в 80 км от Владивостока, Большой Камень. В 56-м или 57-м году построили судоремонтный завод по ремонту атомных подводных лодок Тихоокеанского флота. И вот, Валик заканчивает в Полтаве дорожный техникум. Он младше меня на 3,5 года. После 8-го класса пошел в этот техникум. Отец договаривается с лектором, или директором, чтобы его оставили в Полтаве в местном дорожном управлении. А Валик пришёл, и заявил, что они вчетвером решили поехать на Дальний Восток. Родители в трансе. А они садятся в поезд «Харьков – Владивосток», четыре дружбана, едут туда. Приезжают во Владивосток, в какое-то дорожное управление. Одного в армию забирают, другой смылся вообще куда – не понятно. Нет жизни, ни общежития, ничего. А рядом этот судоремонтный завод. Ну,
Валик, туда. Его взяли туда слесарем. Поработал. А потом оттуда набирают в Ленинградский кораблестроительный институт, как раз по ремонту атомных подводных лодок. И он туда подает документы, и поступает в этот институт. А институт был в Северодвинске. Там, где Северный флот был. И вот, он полгода работает в Большом Камне, через полгода – в самолет, и летят учиться там, и практику проходят. Это закрытый институт, закрытый город. Попал в струю. Заканчивает он этот институт. А тут уже и письмо пишет одна девочка моей маме, что я с вашим Валиком дружу. Она тоже приехала на Дальний Восток с Украины. Валик женится, там остается. Сейчас он на этом заводе начальник производства. Третий человек после директора и главного инженера. Так что Валик – молодец! Последний раз я с ним общался месяц назад где-то. Он боится приезжать к нам, все-таки закрытый объект, атомные подводные лодки. И я его понимаю. Он приглашает, обещает оплатить дорогу в оба конца.
Наша мама туда два раза летала. А он прилетал сюда, когда еще инженером работал, оформлял командировку. Тогда же Советский Союз был. В Полтаве было два или три предприятия, которые поставляли им туда запчасти, двигатели.
А.Ч. – Дорогой ты мой! Ты же меня учил бриться. Папа брился электробритвой, а ты научил меня станком. Я всегда скучаю по тебе. Помню, как мы ходили на футбол, в кино.
Ан. – Конечно, я тоже все помню. А еще я тебе сейчас расскажу такой эпизод. Где-то год или два назад у моего директора в Полтаве появляется секретарша, Света её зовут. Её приняли временно, помогать. Вот она и говорит: «Я еду на рок концерт в Харьков». А я так сижу, и решил ей показать, что я тоже кое в чём разбираюсь. Я ей говорю: «У меня племянник, Саша Чернецкий. Ты группу «Разные Люди» когда-нибудь слышала»? Она: «Саша Чернецкий?!! Ваш племянник??!! Да я ж его поклонница!» Я говорю: «Света, это для тебя он рок звезда. Это мой племянник». Она не могла понять, как это так.
А.Ч. – У меня первая социальная сеть – это были «Одноклассники». Благодаря ей я нашел одноклассников, которых не видел 25 лет. Я организовал встречу одноклассников «25 лет спустя». Одна девочка из нашего спорткласса в Чикаго жила, а у меня там были гастроли. И я с ней на август 2008-го договорился, что подгадаем день, когда она будет в Харькове. И выбрали среду. Наши одноклассники живут в Харькове или в области, им проще было. Все спрашивали, почему не в пятницу, или субботу. Я говорю: «Я в Харькове, Светка – гимнастка тоже, завтра она улетает в Москву, я уезжаю на гастроли». В общем, мы собрались. Это была первая соцсеть, где я нашел ребят. Фейсбук был раньше, но не все понимали, что такое Фейсбук в 2007-м году. Я тогда очень многих добавлял в друзья, а там есть ограничения, больше определенного количества нельзя добавлять. Мне сказали, напиши в администрацию «Одноклассников», там людям, которых много кто знает, могут расширить. Я написал такое письмо дурацкое: «Прошу разрешения добавить еще больше друзей». Короче, мне «хлопнули» всё. Всех просто удалили. Слава Богу, страницу оставили. И ко мне посыпались звонки, даже от людей, с которыми я вместе играю. Андрей Васильев из «ДДТ». Мы уезжаем с Инной в Америку, а нас не группой приглашали. Он мне в аэропорту говорит: «Саша, ты меня удалил из «Одноклассников». Что это значит»? Я говорю: «Андрей, ты старше меня почти на 10 лет. Ты понимаешь, что это глюк». И люди стали писать: «Вы меня удалили». Все писали, за что Вы меня удалили, я же к Вам с открытой душой? Каждый же на своей волне, и ты даже не можешь объяснить человеку, что не ты виноват. Потому что это физически невозможно.
Ан. – Ну, да. У каждого своя психика, восприятие.
А.Ч. – И я, поэтому очень осторожно к этому отношусь, там есть и дети. Вот, дорогой Маркевич в соцсети написал, что здесь Аленка, ты. Она мне фотографии прислала.
Ан. – Я так давно свои фотографии не рассматривал. Люся же ко мне часто приезжает сюда, в Полтаву.
А.Ч. – Сейчас она на разработке. Она ходит на фитнес.
Ан. – Да знаю я, она ко мне приезжает постоянно.
А.Ч. – Её падение с велосипеда было, конечно, ключевым моментом.
Ан. – Падение – это раз, а во-вторых, то, что она работала в Воронеже на базарах круглогодично. Представляешь, промозглая зима, и все время там стоять? Никакие кости не выдержат.
А.Ч. – Невзирая на то, что она спортсменка, очень крепкая.
Ан. – Если бы она не была спортсменкой, она бы загнулась уже. Она не рожала, она спортсменка, у нее еще был запас мощности. Я через неделю еду на юбилей к Вере Ивановне, Люся тоже. Люся уже моей дочери Марине сказала: «Пусть приезжает. Пока мы все кладбища не пройдём, я его не отпущу». Так что я через неделю буду на могиле твоего отца. Я ему передам привет от тебя.
А.Ч. – Ты со всеми увидишься. Я не могу сейчас приехать. У меня, конечно, украинский паспорт, я могу приехать.
Ан. – Я позвонил Люсе, сказал, что ты не можешь приехать, потому, что тебя здесь уже чуть ли не фашистом назвали. Она мне говорит: «А! Теперь я поняла. Он же был в Воронеже, а в Харьков так и не приехал».
А.Ч. – Ну, ничего, это все ерунда. Всех тех людей, которые угрожали, я в Америку ехал, они говорили: «Только приезжай»! Один там, на фестивале, протянул мне бутылку виски и сказал: «Саша, это я Вам писал. Давай выпьем!». Ты понимаешь, эти люди живут только в Фейсбуке, и это всё фигня. Нам надо с тобой сфотаться, чтобы я твой образ прекрасный держал в этом телефоне.
Ан. – А ты знаешь, кто моя дочь? Она ведущий онколог научно- исследовательского института онкологии Академии наук России. Доктор наук. Она онколог всемирный. Она каждый год ездит за границу минимум 5-10 раз на международные конференции. Обычно у них в Барселоне каждый год, вот она месяц назад там была. В США она тоже была. Раньше она говорила, да что США, империалисты! А потом она съездила, приезжает оттуда и говорит, что там так хорошо.
А.Ч. – Хьюстон является центром борьбы с онкологией в мировом масштабе. Я там знаю одну девочку, она тоже доктор.
Ан. – А чтоб ты знал, каждый год, а она уже сколько лет ездит, в Барселоне со всего мира онкологи собираются, и она там читает доклады. А в США, наверное, раза два была тоже. А ты же тоже поступал в Мединститут.
А.Ч. – Я же сделал всё, Толик! Ты же видел мою открытую душу. Мы же были на Ворскле, мы пошли купаться. Когда мы вынырнули, я начал рассказывать. Я помню, как твое лицо изменилось. Потом, через полгода меня пригласили в харьковское РОВД, но там сидели не менты, там сидели молодые люди в пиджаках, которые спрашивали меня, а я уже в техникуме учился:
– Александр, как Вы провели лето? Так очень интеллигентно говорят.
– Вы поступали в медицинский институт?
– Да, поступал.
– Ну, и как?
– Не поступил, не сдал экзамены, уехал.
– Говорят, Вы на гитаре играете?
– Ну, да, играю. Брынькаю.
– А, может, что-нибудь исполните?
– Да, нет, я сейчас не в голосе.
– А вот нам пишут из Полтавы.
И достает мое письмо, моей рукой написанный текст песни «Мой друг вчера вернулся из Афгана». Здесь тон разговора меняется.
– Адрес друга? Данные? Где служил?
Всё. Я понимаю, что попал.
Ан. – Я когда-то своему другу, Царствие ему Небесное, рассказал эту историю. Он говорит: «Ну, ничего себе»!
А.Ч. – В том то и дело, что ничего себе! А я об этом не думал.
Ан. – Ну, это по молодости.
А.Ч. – Исторически, у меня, как и у бати возникал вопрос, откуда такая фамилия – Чернецкий. В какой-то момент я слышу, что есть такие люди – чернецы. А кто они? Я узнаю, что чернецы – это особые монахи, которые ходят по миру и несут веру. Это мощные ребята, практически, богатыри, потому, что они носят посохи по 20 кг. А посохи для чего? Чтобы отбиваться от разбойников.
Ан. – Марина может рассказать, кто такие чернецы. Это монахи, которые продвигали веру.
А.Ч. – А Павлик с нами поедет?
Ан. – Павлик – это мой внук. Ему 26 лет.
А.Ч. – У меня есть такая песня «Двадцать и шесть». Я её написал, когда мне было 26 лет. Сегодня мы исполним её для Павлика. Мы делаем поправки программы.
Ан. – Ты знаешь, что я в 90-м году в возрасте 42 года стал дедушкой. Представляешь? В 42 года я – дедушка?
А.Ч. – Подожди. У меня чуть сердце не остановилось. В 1990-м году меня тетя Люся крестила.
Ан. – Когда мне было 20 лет, она родилась. А когда мне было 42, я стал дедушкой. А теперь ему 26, а я не могу никак прадедушкой стать. Сколько времени потеряно?
А.Ч. – В этом смысле ты перевыполнил, а Павлик еще нет. Вот я впервые вижу дедушку, который стремится стать прадедушкой. Это же нонсенс!
Ан. – В сентябре мне будет 68 лет.
А.Ч. – Это секретная информация. Ты знаешь, она сразу Сноуденом стерта. 68 – это цифровое определение. Есть молодые люди, которым 20 лет, они ходят в офис, а ты думаешь, что им сорок. Потому, что они уже рассчитали всю свою жизнь, свои планы, уже дряхлые старики. А тебе я сказал еще при встрече, что ты совсем не изменился с похорон моего отца. Ты был немного кудрявее, но, кстати, ты не полысел.
Ан. – Ну, поседел немножко.
А.Ч. – Но, это я называю «мелирование». Абсолютно ты меня поразил, потому, что никаких фотографий в Интернете у тебя, никаких профайлов.
Ан. – А я скрываюсь, потому, что это затягивает.
А.Ч. – И вот ты меня удивил, Толик. Это правда.
Ан. – Ты публичный человек, для тебя это жизнь. Реклама должна быть. А я наоборот. Я всю жизнь был публичный, в своих масштабах. А сейчас мне совсем не надо, хочу, чтоб никто и не видел, спокойно жить. Я даже всем своим говорю, чтобы не выставляли мои фотографии.
Ал. – Толик теперь будет на юбилее бабушки Веры.
Ан. – Да, юбилей Веры Константиновны. Это моя тётя. Это сестра моей мамы, младшая. Которую хотели поженить с твоим папой. Которая в техникуме у тебя была.
А.Ч. – Я понял.
Ан. – Привет я передам ей. Ей 80 лет.
А.Ч. – И она жива?
Ан. – Жива. Мы с ней по телефону разговариваем.
А.Ч. – Значит, мы обязательно должны сделать фотографию втроем. Павлик нас снимет. И Вере Константиновне нижайший поклон и поцелуй.
Ан. – Она очень хорошего мнения о тебе. Тебя помнит.
А.Ч. – Она за меня горой. Как я беспредельничал в этом технаре! Она всё это мужественно переносила.
Ан. – Она тогда нервничала, конечно.
А.Ч. – Это да! Я к ней ходил в библиотеку, подшивки читал.
Ан. – Она работала ещё два года назад, чтобы ты знал. Три года всего на пенсии. Там же. Работала до последнего.
Ал. – Её не уволили после тебя. Она дожила до 80 лет и работала.
Ан. – А вот от техникума переулок Желябова, там дом номер 17. Это дом моего деда. Там Вера Константиновна родилась, мама родилась. Они жили в селе Гуриновка под Харьковом. Почему у моей мамы фамилия Гурина? Потому, что дедушка из Гурина. Они переехали оттуда, когда началось раскулачивание. И они переехали в Харьков. Кстати, дедушка раньше убежал. Вступил в партию. И вот, в 1927-м году, приезжает его отец к нему. У него же землю забрали, выкинули из дома, и он приезжает. Ну, он же не может выгнать своего отца! И он принимает его, и его выгоняют из партии за это.
А.Ч. – Жуткие времена. Но это все прошло, и оно не может повториться.
Ан. – У истории назад нет, Саша. Только вперед.
Москва, 16.04.2016 г.
Послушать это и другие интервью в аудио-формате можно, перейдя по ссылке:
http://www.chernets.info/?page_id=6928
или с помощью QR-кода:
