ИГОРЬ КРИНИЧКО: «ИСКРЕННОСТЬ – ЭТО ТО, ЧТО ПОДНЯЛО ЧЕРНЕЦКОГО И ЕГО ТВОРЧЕСТВО»

Игорь Криничко – один из музыкантов группы «Тройка, семёрка, туз» (или – «37Т»), упоминаемой в автобиографической песне Сергей Чигракова из одноимённого альбома «Буги-Харьков». «37Т» образовалась частично из музыкантов «Активного Ила» и бывших участников харьковской «Группы Продлённого Дня» – Владимира Кирилина, Евгения Обрывченко и художника, продюсера Игоря Сенькина. О том, что, да, как и почему – в интервью участника группы «37Т» Игоря Криничко. Здесь не только о Чернецком, но и о музыкальном мире Харькова конца 1980 – начала 1990-х.

Из интервью Игоря Криничко для книги «Жизнь стоит того…»:

Как вы вообще оказались в харьковской музыке, как столкнулись с первыми музыкальными опытами? Почему это всё вылилось в «Тройку, семёрку, туз»?

Если из далека заходить, то начало моих музыкальных действий было, наверное, в году 1974-75-м, когда меня судьба завела учиться играть на виолончели. Потом переехал в другой район Харькова, с Холодной горы — на Павлово поле и перестал заниматься, потому что ходить далеко.

Потом, уже не помню в каком году, перестал заниматься музыкой и стал заниматься боксом. И вот как-то шёл с тренировки и зашёл в музыкальную школу им. Бетховена, где училась Людмила Гурченко, и мне понравился звук дудки. Зашёл в кабинет и сказал, что хочу на ней учиться.

Так попал в музыку и стал кларнетистом, недолго играл в симфоническом оркестре. Послужил в Советской Армии, вернулся. А ещё до армии близко познакомился с другом и товарищем – Жекой Кошмаром. Мы у него дома и в доме пионеров вместе пытались играть. У нас были первые попытки. Помню, как однажды мы слегка джазанутые и расхлябанные пришли в дом пионеров, а там такие аккуратные дети в пионерских галстуках.

С Кошмаром мы жили в одном районе, на Павловом поле. А когда пришёл с армии, Жека и ввёл меня в тусовку. У нас тогда ещё «Мурзилка» работала. К тому времени я уже овладел саксофоном. В симфоническом оркестре играл, когда в музыкальной школе учился. После армии в симфоническом оркестре больше не играл. На тусовке, в 1987 году, познакомился с Игорем Комаровецким. Его в тусовке звали Комар. Он потрясающий пианист, клавишник-самоучка, с потрясающим вкусом в музыке. Комаровецкий сейчас живёт в Севастополе. Его там называют – «дедушка-индиго». Он, наверное, один из немногих, кто сейчас занимается музыкой профессионально. И был ещё один парень – Медведев Вова.

Комар уже был знаком с Вовой Медведевым (гитара / вокал) и Сашей Приходько (бас). Вот такой компанией была создана группа «Активный ил», которая успела засветиться на харьковских сценах. К тому времени случился распад группы «ГПД». Чижа вроде ещё не было. Саша Чернецкий тогда ещё чувствовал себя более ни менее нормально. Какие-то разборки у «ГПД» видимо уже были, но мы не участвовали в них. Отделился тогда от «ГПД» Вова Кирилин и Женя Обрывченко, а мы как раз искали ударника. Поэтому Вова и очень неплохо пришёлся ко двору. Тем более, что спец он будь-здоров.

Инициатива встретиться и начать играть от кого исходила?

Есть группа «Активный ил», в ней есть клавишник – Комар, но нет ударника. Поэтому на всех наших рок-скулёжках мы искали, кто бы мог войти в группу. Так вот познакомились с Кирилиным, а через него с Обрывченко. Они к этому времени уже разбежались из «ГПД».

Как прошла первая встреча, честно не помню. Возможно, Комарик притянул Кирилина. Что касается лидерских качеств, они больше у Кирилина проявлены. Он боец, направленный. И по некоторым музыкальным предпочтениям, «Активный ил» так и остался «Активным илом». Я и Комаровецкий периодически помогали какие-то партии где-то играть. А образовалась группа «Тройка, семёрка, туз» по инициативе Вовы Кирилина. Он и был движущей силой, объединяющей нас.

У нас получилось так – Вова Кирилин на ударных, Женя Обрывченко и Комаровецкий – на клавишах, Люся Моисеева (она сейчас в Израиле) вокал, ну и я на всяких духовых инструментах. Да и конечно с нами был Игорь Сенькин – гоголеобразный потрясающий художник, сумасшедший график и очень интересный человек. Игорь тогда условно продюсировал «ГПД», но тоже ушёл после развала оттуда.

После раскола получились «Разные Люди». Чиж как раз появился, Клим, Паша Михайленко. А с этой стороны – «Тройка, семёрка, туз». В составе – Кирилин, Обрывченко, Комаровецкий, Люся Моисеева и я. Получился необычный для тех лет саунд. Рок без гитар. Это было тогда довольно неожиданно.

Скажу, что мы оказались первыми в Харькове, кто воплотил идею, чтобы концерт превратить в некое действо. У нас были разработаны сценарии, антураж, таинственность, присутствие «потусторонних сил», смешные костюмы слегка медицинского направления, маски с картами – придумывал Игорь Сенькин. Пытались создать некий спектакль.

Созданием наших образов занимался Игорь Сенькин. Это невероятно талантливый художник-график. И вообще – шикарный человек! Не будучи музыкантом, он находил интереснейшие музыкальные произведения, которые мы у него на квартире (наш штаб) слушали за чашкой чая или водки. Где-то в YouTube сохранился наш клип, который снимали на Останкино. Там можно увидеть Гоголя в шляпе. Это и есть наш Сенькин. Хотя, если честно, этот клип мне не очень нравится. Нашу Люську сделали под Агузарову (что было модно тогда, но совсем не соответствовало нашим идеям). Но зато там есть все наши лица. Можно всех узнать и понять, почему «Тройка, семёрка, туз».

Однажды в вашей группе кто-то играл на саксофоне, и, возможно, было состояние похожее на обморок. Это был фестиваль в ДК «Строителей». Там многие играли. «Разные Люди», «Тройка, семёрка, туз», и была как раз та наша группа – «Активный ил». Вот Вова Медведев в обморок и свалился, когда пытался взять слишком высокую ноту во время пения. Так что это было не совсем не с «Тройкой…».

Вы одновременно играли в этих группах?

Ну, всё-таки основной для нас была группа «Тройка, семёрка, туз», потому что с ней много ездили по Союзу. А в «Активном иле» по мере надобности, по дружбе. Мы же не ругались, помогали друг другу.

А как вы познакомились с Чернецким?

Это всё очень просто – по-моему, мы ближе познакомились в ХАИ, у нас там рядом репетиционные места были. Они чуть дальше, мы чуть ближе по коридору. Естественно сталкивались. Так и познакомились, ничего такого необычного нет.

Ваши впечатления о творчестве «ГПД» и почему группа была на слуху?

Период-то был у нас сплошного протеста. Это был протест на всё и вся. Естественно протест был к жизни, к правительству, к обстановке, к ситуации. Саша со своими социально-активными песнями естественно находил отклик. Вот с этой точки зрения Сашины песни как раз соответствовали времени. Опять же Саша пел очень искренне, а народ это однозначно чувствует. Это не было какое-то притворство. Искренность – это как раз то, что и подняло Сашу и его творчество.

Правильно понимаю – в то время было по пальцам пересчитать, если вообще не одна группа, которая давала какие-то протестные песни?

Нет, не правильно. Все мы были протестные. Со страшной силой. Каждый протестовал по-своему. В «Тройке, семёрке, туз» в словах, в музыке, в подаче. Время такое было, да и возраст наш был ещё близок к юношескому максимализму. Мы еще застали чисто совковый подход ко всему. Например, до создания «Тройки…», наша группа «Активный Ил» проходила паспортизацию. Это такое действие, когда партийные дяди и тети решали, нет ли какой крамолы в песнях групп. Подавались тексты песен и группы «заслушивались» компетентными «органами». Перед прослушиванием я легонько разыгрывался в сторонке. Ну а разыгрывался, исполняя гимн СССР в джазовом стиле. Это было страшным действием, порочащим советского гражданина. Но я как-то не задумывался об этом. Ко мне подбежал наш известнейший хэви-металл-рокер Серега Щелкановцев из «КПП» с таким видом, что хотел мне сакс в глотку затолкать. Ведь могли свинтить все группы и не дать паспорта. А без паспорта группе не давали выступать даже во дворе дома. Вот такое времечко советское было.

Каждый протестовал против «совка» как мог. Угрюмыми песнями, к примеру. Вот Люсины тексты считаю угрюмыми, это протест против жизни. У Саши Чернецкого более политизированные тексты были. Рок-н-рольщики, джазовики и блюзовики, тот же «Дождь» они больше протестовали, противопоставляя американскую музыкальную культуру советской. Там не было моментов просто красивой музыки. Вот мы как раз пытались музыкой больше протестовать. У Саши была другая форма.

Были ли какие-то, кроме Харьковских фестивалей, музыкальные мероприятия, попытки концертного или звукозаписывающего сотрудничества «Разных Людей» и «Тройка, семёрка, туз»? Как дальше переплетались ваши пути?

Нет, сотрудничества музыкального – не было. Просто встречали друг друга и общались. Заходит как-то Чиж к нам в репетицию, а мы там песню одну готовим. У меня фокус был – играл одновременно на двух флейтах (альте и сопрано), они там квинту, кварту строят… красиво… Заходит Чиж, говорит: «Ух, как классно, «Дарт Стрейт» просто!». Посмеялись, ну и всё. Сотрудничества как такового не было. Сечкин у них тогда играл на барабанах…

Самое запомнившееся мероприятие, фестиваль или концерт, в котором принимали участие «Разные Люди» для Вас персонально?

По мне не совсем верно равняться, я больше увлекался музыкой, чем тусовочными делами. Сашку больше запомнил, когда с армии пришёл, то был 1988-й год. Я попал на его концерт во Дворце студентов. Это ещё была группа «ГПД» и каким-либо развалом там еще не пахло…

Вы пересекались, лично с Сергеем Коротковым и было ли что-то, что вам запомнилось из сотрудничества с ним?

Редко, кто вообще с ним не пересекался. С ним общались все мы, он был звезда. И звезда, не потому что, всех шеломило от его аудиотеки сумасшедшей, потрясающей, и от его знаний, нет. Просто он был очень приятный мужик, классный, добрый, вот к чему стремятся – такой взрослый дядька, усатый, умный, хороший. Он любому музыканту находил поддержку. Даже если не требовалась – всё равно же приятно. Я это даже словом сотрудничество, совместный проект, не назову. «А как вы думаете, а что вы слышите, а вот посмотрите такой вот звук…». Сотрудничество – какое-то грубое слово по отношению к нему. Сотрудничество ну это вроде – мы поставили цель выточить шесть болванок на «Музыкальном ринге». А здесь всё было на тонком, эмоциональном уровне.

Сколько просуществовала ваша группа в активном режиме? И играете ли вы, в принципе, встречаетесь ли по сегодняшний день?

Группа наша, получается, активно просуществовала недолго. Самый активный период можно назвать – 88-89-й, ну может ещё 90-й. Это когда мы задумали уже второй альбом писать, вот эти 2,5-3 года. У нас была такая особенность интересная. Помните, говорил – у нас в составе гитар не было. Это давало особое интересное звучание, во многом необычное. Но основано оно было на том, что было два «Роланда Д50». Они иногда и сейчас встречаются, такие клавиши интересные. А это аппарат очень дорогой, в то время он по стоимости соответствовал 3-комнатной квартире, если не больше. Естественно, у нас таких денег не было. Но в ХАИ, в репетиционной студии, в профсоюзе комитета комсомола это было. Когда мы стали много гастролировать, путешествовать по Союзу, соответственно забирая с собой «Роланды», пошли возмущения от комсомольских наших профсоюзов, что «пионерскую зорьку» не на чем играть… И нас в какой-то момент, скажем так, попросили… Как мы в тот период не пытались найти замену этим аппаратам, основе нашей – всё никак не получалось. Скорее всего это и послужило основной причиной развала, что мы не смогли сохранить звучание, хотя заготовки были неплохие. Денег не было и соответственно не было возможности найти такие клавиши. А у нас много было на этом построено. Это так – одна из причин, а, может, наелись друг другом. Но на сегодняшний день мы все слышимся, видимся благодаря интернету, и с Люськой, и с Игорем. А по поводу музыки, Игорь Комаровецкий, вот он, наверное, единственный, кто профессионально играет, остальные все разбежались. Я для себя играю немножко, маленькие сэйшены, опять же чисто ради удовольствия.

Ваши впечатления о пути Чернецкого из Харькова конца 80-х – Санкт-Петербург 2000-х. Я обычно в интервью спрашиваю – что может быть не спросил, но хотелось бы сказать.

Он родом из протестной среды 80-90-х, можно сказать, что Саня стал в наших рок-делах символом, именно Саша, не «ГПД», не «Разные Люди». С одной стороны, на это повлияла его болезнь, с другой его настрой не сдаваться, спортивная злость. С третьей стороны не было у Саши никакого зазнайства, зазнобства – «я великий, а вы все козлы». У него такого никогда не было. Он был «нашим», во всех смыслах. Наверное, поэтому, вся рок-тусовка Харькова переживала за него. И поэтому все, как могли пытались ему помочь. Прежде всего собирали Саше средства на операцию. Можно сказать, что собирали всем Харьковом.

Санька Гордеев для него очень много сделал, как организатор, инициатор всех этих движений. Да много кто помогал… Учитывая, насколько рокерский Харьков уважал Сашу за его неукротимую тягу к переменам, сегодняшний Чернецкий слегка «неожидан». Скажу так – его творчество, на мой взгляд, застыло в Советском Союзе, и сегодня Чернецкий мне вообще непонятен. Сейчас бы в нём проснулся тот Саша, из 1980-х, это было бы нормально естественно, но это, с одной стороны. А с другой – это трудный и тяжёлый путь, который он прошёл. Это только его путь, и никто не будет его осуждать. Просто осталась память о том, «антисовковом» Чернецком. Его харьковский период жизни и творчества является предметом гордости харьковчан. На мой вкус, упаси Господь, кого-либо обидеть, с точки зрения музыки, его произведения меня никогда не впечатляли. Но вот энергетика, стих, даже не сама подача, а что подаётся – впечатляло, это было интересно. Когда подача осталась такая совковая, а музыки не прибавилось, для меня это легкое разочарование, ну и хорошие воспоминания.