Константина Кеворкяна и Харьков нельзя не связать прямой ассоциацией «Первая Столица». В его арсенале много историй о Харькове, в том числе по музыкальной тематике, по деятелям музыкальной жизни. У него есть несколько коротких рассказов, которые можете найти в его блоге. Например, о Сергее Щелкановцеве под названием «Сэр Серёжа» и Сергее Короткове под названием «Памяти Короткова» и описание харьковского рок-фестиваля 1988 года – «Реквием чечётка» и «Автобиография эпохи перестройки», где есть фрагменты этого фестиваля с выступлением Александра Чернецкого. Как и чем связаны автор канала «Первая Столица» и Саша Чернецкий, в материалах нашего интервью с одним из ведущих журналистов Харькова для книги «Жизнь стоит того…».
Из интервью Константина Кеворкяна для книги «Жизнь стоит того…»:
Я рос на ваших программах канала «Первая Столица». Но не могу знать, как вы прикоснулись впервые к харьковской рок-музыке и как узнали о Чернецком?
Мы росли в одной тусовке. В Харькове, в 1980-е были неформальные кафе, где собиралась молодёжь. Таких кафе было три. Первое называлось «Бухенвальд», кофейня на Гаршина и «Мурзилка». По своему статусу мы больше терлись в «Мурзилке», где было несколько компаний.
Мы сидели с Чернецким за соседними столиками и где-то вместе пили плодово-ягодные вина и были знакомы. Не были закадычными друзьями, потому, что у них была музыкальная тусовка, а наша компания больше занималась литературными вопросами. Но когда в Харькове начал организовываться рок-клуб, туда была вовлечена вся неформальная молодёжь. Мы все увлекались тогда роком. Для нас Ленинград был вроде подпольной Мекки, и это были общие ценности. Поэтому, тоже были причастны к этому. Есть даже фотография с первого заседания харьковского рок-клуба. Я там тоже сижу в числе прочих.
Ну, а ввиду того, что мы по бездарности своей не умели играть ни на каких инструментах, петь и плясать, как всякие неумехи, взяли на себя функцию музыкальной критики. Таким образом, была при Харьковском рок-клубе создана довольно смешная издевательская стенгазета под названием «Стратокастер», которую вывешивали перед концертами. В ней высмеивали тексты, наряды, сами мероприятия, деятелей рок-клуба. В общем, были мы такими говнюками противными.
Делали её: ваш покорный слуга, Виталий Заутнер (ныне проживающий в Израиле), художником был Владислав Милявский (ныне проживающий в Америке), ну и кто-то ещё писал туда какие-то тексты. У меня в архиве много материалов той эпохи, включая какие-то обрывки текстов, написанных разными музыкантами. Сама газета, к сожалению, не сохранилась. Было несколько экземпляров у Юры Шварца. Это друг Сергея Короткова, один из выдающихся деятелей и харьковских меломанов 1970-х. Юра создал группу, из харьковских мощных лабухов. Она называлась «Мы». Выступали пару раз. Конечно, давали для всех нас самодеятельных «джазу», потому что это были профессиональные люди.
Это, кстати, была вторая линия моей связи с этим музыкальным движением. Дело в том, что я был женат на младшей сестре Юры Шварца. Тогда и познакомился с Коротковым. У Юры была великолепная фонотека, и он тоже был своего рода авторитетом в музыкальном мире Харькова. У него проходили квартирники серьёзных людей. Например, Юрий Лоза приезжал к нему на квартирник в 1982 году.
Такие события записывались на магнитофон и распространялись. Человек, который позволял у себя проводить такие мероприятия, обладал определённым статусом, поскольку являлся центром притяжения различных московских уважаемых людей. Это подразумевало, конечно, и общение Короткова и Шварца с такими людьми, как Борис Гребенщиков.
Помните своё первое впечатление об этом молодом человеке, Саше Чернецком? Как произошло рукопожатие, взгляд, или вы услышали запись и прониклись какой-то эмоцией, интересом, или, может, чем-то другим?
Да простит меня Саша, особого впечатления не было. Дело в том, что они привлекали наше внимание. Мы-то были ближе к какой-то волосатой молодёжи. У нас была своя «хипповская система», волосы были длиннее и так далее. А они относились к когорте «металлистов». Всякие кожаные куртки, цепи, какие-то вздыбленные ёжики и прочее. У нас были несколько иные представления о прекрасном. Понятно, что мы находились в отрицании действующей системы, всего этого «комсомолизма», но мы не являлись людьми одной тусовки за пределами этой кофейни.
Соответственно, понятно, что на соседней лавочке кто-то гремел на гитаре, орал дурным голосом, и в общем-то, на нас это не производило сильного впечатления. Но в общем, мы воспринимали доброжелательно. Какие-никакие, а свои. Себя считали, естественно, более продвинутыми. Когда они начали уже музицировать, мы смотрели, опять-таки, не с точки зрения личных симпатий (нас обязывал статус определённых музыкальных критиков), а с точки зрения профессионализма исполнения. Я не могу сказать, что они производили особенное впечатление. Группа Чернецкого и Сережи Щелкановцева тогда называлась «Рок-фронт». Для нас был важен сам движняк: концерты и прочее. (Есть, кстати, кинохроника тех времён. Называется «Концерт в Зелёном театре». Это очень любопытно, там очень много хроники. Это год 1988 или 1987-й. Есть такой ютуб-канал «Валерий Кручина». Там огромное количество материала по Харькову, 20-е, 40-е годы. На этом видео как раз юный Саша и Щелкановцев. Где-то вдали и я мелькаю).
Отношение было весьма спокойное, ведь ребята были хорошие. И это понятно, что мы где-то выпивали, закусывали. Мы с Сашей встречались, когда приезжал в Питер. Каждый год, когда приезжаю, я заезжаю к нему. И вот он мне высказал мне мысль: «Ну что же мы, столько лет знакомы и не были дружны?». Так с горечью! В лицо знаем, дружеские объятия, поцелуи, но не сидели вместе, не обменивались энергией доброжелательного общения. Так что, наверное, это связано с тем, что тогда ни он, ни я до конца не раскрылись. Мы были, по сути дела, вчерашние подростки, были несколько иные интересы, но, повторюсь, рок-движение в Харькове входило в круг моих интересов, неформальных привязанностей, и поэтому мы были знакомы.
По поводу Серёжи Щелкановцева. Ваше общение, как мне кажется, должно быть ближе, поскольку он в журналистике был.
Абсолютно верно. Кроме общего знакомства, когда началась журналистика, мы работали для одной телекомпании. Хотя, опять-таки, он работал в редакции музыкальных программ, а у нас была историческая программа. Но когда он переходил на канал «Simon», переговоры с ним вёл я. Пару раз мы с ним хулиганили, было весело. То есть, мы могли где-то пересечься, и нам было весьма комфортно.
Мы к одной девушке пришли на занятие в студенческую аудиторию и объявили студентам, что мы комиссия из Союза журналистов и будем сейчас инспектировать все это дело. Дети подтянулись, мы сели на задней парте, а дети-студенты к нам спиной, а она лицом. Тихо мы развернули сверток, достали бутылку портвейна, какую-то закуску и начали пить с горла. Дети нас не видят, а она нас видит и… В общем, довели до слёз. То есть, похулиганить мы могли. И, опять-таки, это не было в том, ежедневном режиме хулиганства, которое было у них с Сергеем Кривулей и с другим его более тесным кругом общения. Отношения у нас были хорошие, такие, ну уже людей много лет знавших друг друга. К тому времени, уже лет 10.
А как в целом, даже спустя этот значительный срез времени, как Вы относитесь к группе «ГПД» и к группе «Разные Люди» в харьковском составе? Многие люди считают, что это знаковая группа города Харькова, своего рода визитная карточка.
Опять-таки, это феномен. Когда люди рядом, нам всегда сложно оценить в полной мере тех, которые рядом, когда они доступны, когда мы не можем увидеть их в полный рост. Как раз нужно понимать, что в какой-то момент они начали расти. Вот от этой самодеятельности, которая не могла вызвать моего восторга. По причине самодеятельности, я не мог воспринимать гениев только по причине того, что мы вместе пьём недорогие вина. Но, по мере их роста, когда они уже начали ездить в Питер, когда они подтянули профессиональный уровень, это стало уже более интересно.
Когда они уже вышли на песню «Буги-Харьков» (считаю, что это одна из лучших песен парня из Дзержинска, написанной о нашем городе), стало понятно, что это гимн, не говоря о том, что там описаны понятные и знакомые мне реалии описаны. Эти люди-собутыльники из нашей тусовки начали превращаться в музыкантов. И, конечно, мы начинаем их оценивать несколько по-иному.
Думаю, что для Саши было очень тяжелой, но, своего рода даже полезной, история с его болезнью, которая привлекла к нему внимание практически всей элиты русского рока. Это дало ему, с одной точки зрения, и личные связи, и возможность войти в большой мир, а с другой точки зрения, подтянуло его личный профессиональный уровень. Когда уже он переехал в Питер, он не мог оставаться харьковским затрапезным музыкантом, ему нужно было расти и работать над собой. То есть, вот здесь такой случай, когда не было бы счастья, да несчастье помогло. Бывают такие вещи в жизни каждого человека, когда некий мощный пинок, удар, заставляет собраться, подняться и идти вперед. А в случае творчества, это, как правило, не только вперед, но и вверх. И вот этот перелом для него, как мне представляется, был чрезвычайно важен в плане роста.
Когда Чернецкий немножко отодвинулся от нас, и мы начали видеть его истинные достижения, когда это уже произошло на расстоянии, то и отношение стало из молодёжно-приятельского отношением с большой долей профессионального уважения. Например, как у меня. Хотя это не совсем тот стиль музыки, который отвечает лично моим симпатиям. Я более люблю финтифлюшечное, вроде Бориса Борисовича Гребенщикова. Для меня Саша в своих песнях брутален, мощен, а я с большой осторожностью воспринимаю музыку, которая на меня сильно воздействует.
Но, опять-таки, у него есть прекрасные вещи, которые стали уже классикой. Те же «Супербизоны». Мне лично, как харьковчанину очень импонирует «Лопань-река». Не только потому, что я харьковчанин и понимаю о чём, о какой реке идёт речь, но она мне напоминает литературные произведения Эдуарда Лимонова о Харькове. То есть, некая мощь, это гротескная грубость. Возможно, это определённый харьковский стиль. Это не значит, опять-таки, что я являюсь поразительным поклонником только этого стиля. Но мне он понятен.
Думаю, ещё, что на Сашу повлияло в его росте, как и на всех харьковских музыкантов, доброжелательное отношение Сергея Короткова. Они все в той или иной степени, Серёжины выкормыши. Он находил время, терпение им объяснять что-то. У нас с Серёжей были всегда дружеские отношения. Коротков занимался этим системно, в кого-то пошёл этот ворох музыкальной информации, в кого-то нет. Я думаю, что в Сашу Чернецкого пошёл. Работа над собой, выход на новый уровень связей, потому, что в творчестве всегда важен круг общения, он даёт тебе общий заряд. Новые времена давали ему возможность расти и становиться постепенно всё-таки классиком, мэтром. И во многом это работа над собой. И гениальность вся – это на 90% «крепкая задница за письменным столом».
Есть история с группой «5’nizza», когда участники отпахали по контракту в Москве и далее у них был круиз большой, где они по 2-3 концерта на дню давали. Они вернулись в Харьков, каждый из ребят, и Сергей, и Андрей, обрели определенный статус. Могло ли, произойти похожее что-то с Чернецким, если бы он просто выехал за пределы Харькова – в Москву, Петербург, может быть, в другой город и вернулся бы с определённым статусом? Или ему, с Вашей точки зрения, важно было остаться, выехать, навсегда покинув Харьков?
Я являюсь харьковчанином. Из Харькова бы меня никто не выпер, если бы не известные события. И конечно, я бы считал правильным, чтобы наши люди оставались в городе и приносили ему пользу, славу, находясь в нём непосредственно. Но мы должны понимать, что рок-музыка, вообще музыкальный бизнес, он фрагментируется. И этот объём концертов, записи было бы сложно ему поддерживать, находясь за пределами Российской Федерации в широком смысле этого слова. Есть рынок, есть объём этого рынка. На Украине он значительно меньше, и Саше было бы правильно работать именно с российским сегментом вот этого рынка.
В Харькове нет продюсеров, мощных студий грамзаписи, в общем, тех раскрученных и необходимых ему для профессиональной деятельности кластеров. Поэтому, возможно, он бы и затух. Реально, в Украине мы видим развилось 2-3 группы, но всё равно они украиноязычные. «Океан Эльзы» – хрестоматийный пример. Но это их грядка. Они пользуются государственной и медийной поддержкой. Никто бы Сашу на Украине не поддерживал.
Работа той же «5’nizza», в основном с Москвой, возможно и привела к разным векторам интереса к ребятам, потому что один был привязан к театру, другой более свободен. В общем-то, коллектив, как мы знаем (вроде они сейчас снова собрались), но тогда они продержались недолго.
Саша оказался в той стране, где русский язык востребован в полной мере и не подвергается какому-то квотированию, и в том городе, где рок-культура носит уже такой индустриальный характер. В Москве, например, больше попса, производится попсовый материал. Не уверен, что ему в Харькове не было бы тесно. Эта работа литератора индивидуальна. Хотя, опять-таки, литератору лучше быть поближе к издательствам, к скоплению издательств. В Харькове в этом отношении было попроще. А ему нужны сцены, гастроли, музыканты, и всё то, что создаёт эту индустрию. Санкт-Петербург в этом отношении более приспособлен для его профессиональных интересов, нежели Харьков.
Вы сказали, что большее предпочтение отдаёте Борису Гребенщикову, в плане своих музыкальных предпочтений. Но как вам этот ход, как совместные гастроли «БГ-бэнда» и «Разных Людей» в Харьковском его исполнении по Сибири? Когда я говорю это, возникает какое-нибудь впечатление, радость, гордость за харьковчан? Потому что Борис Борисович крайне скромно ответил на вопрос своего участия в жизни группы «Разные Люди».
Для Бориса Борисовича, с его размахом, конечно, это один из эпизодов. Не думаю, что это самое определяющее, тут будем самокритичными. С другой точки зрения, это, конечно же, группа разогрева. Скорее всего так это выглядело в концертном варианте «Разных Людей» в Сибири.
Это большая честь и тоже своего рода статус приближения к одному из наиболее авторитетных музыкантов современности. Относиться к этому, как к самому главному свершению своей жизни Саша не будет. Думаю, это правильно, интересно, полезно, тем более, что Саша умеет учиться и что-то подсмотренное за кулисами и в технологии успеха БГ возможно ему и пригодится. Это нормальная преемственность поколений, которая рождает преемственность культуры.
Когда мне приходилось общаться по своей линии, с такими мастерами слова, как Андрей Битов, Владимир Орлов, или Борис Чичибабин, я тоже краем глаза наблюдал за их манерами, повадками, приёмами, и даже внешним видом. И в этом тоже была какая-то польза для меня лично. Соответственно Чернецкий наблюдал за музыкантами более старшего поколения, тоже находил для себя что-то интересное, каким бы он не был состоявшимся музыкантом уже сейчас.
Ключевые вопросы. Вошёл ли Александр Чернецкий в историю Харькова? Если да, то на ваш взгляд, насколько это прочно?
Любой человек, который достиг каких-то вершин в профессии, безусловно, входит в историю города, то, что называется в её анналы. Это могут быть и архитекторы, как например наш архитектор Алексей Душкин, который построил многие станции московское метро. Отрекаются ли от него по этому поводу харьковчане, что он строил московское метро? Конечно, нет. Они с гордостью говорят, что он харьковчанин. То же самое они говорят о великой певице Клавдии Шульженко, или актрисе Людмиле Гурченко, или о Исааке Дунаевском, который будучи харьковчанином по воспитанию, состоялся окончательно уже в Москве, но в Харькове провёл молодые годы. Это даёт нам основание считать его харьковчанином. Безусловно, Саша является в этом понимании харьковчанином, и, как человек состоявшийся в этой сфере, достоин гордости харьковчан за своего земляка.
Суть ясна. Хорошо. Тогда вопрос как к слушателю. Бывали ли вы на концертах «Разных Людей» сами? Есть ли то, что вы видели на этих концертах такого, что вы не встречали на выступлениях других исполнителей?
Можно говорить, наверное, о неких особенностях в исполнении. Потому что у всех есть какие-то электрогитары, барабанные установки и громкий звук. Но есть особенность вокальных данных, артистической подачи самого Чернецкого. Он похож на некий ревущий самосвал, который прёт прямо на тебя. Причём самосвал угрожающего размера, вроде «БелАЗа». Связанно это с двумя вещами.
Первое, когда человек выходит довольно немощно, опираясь на палочку, очень медленно подходит к микрофону, ты не ожидаешь, что сейчас этот человек взорвётся невероятным рёвом реактивного лайнера, или как я сейчас сказал, огромного технического средства. Это несоответствие между внешней немощью и внутренней силой застаёт, как правило, зрителей врасплох и сразу пробивает тот барьер, который всегда выстраивает зритель: «Ну давай, покажи нам что-то, а мы послушаем». Недаром к концу концерта всегда даются наиболее выигрышные номера. Соответственно, вот эта внезапность нападения на зрителя является особенностью такого стиля, когда он берёт за горло без раскачки.
Второй момент, это глубина его сопереживания, личностная оценка в текстах происходящего. Он не стесняется говорить: «Я». В литературе есть такой приём лирического героя. Лирический герой – это когда от имени «Я» идёт повествование совершенно не обязательно автора, то есть можно описывать, допустим: «Я Пётр Первый, сегодня подписал указ…» и читатель понимает эту условность. Лирическое «Я» Чернецкого очень плотно слито с его истинным «Я» и это чувствуется для слушателя, для зрителя, и от этого возникает эффект доверия и сопереживания. Людей это больше начинает интересовать: «А что же это с таким рёвом доносится до меня?» Когда это совпадает с какими-то личными мотивами слушателя, вот тогда он понимает, что он, слушатель, сливается с автором-исполнителем.
Это и есть высшая степень восприятия искусства. Серьёзный момент, который ограничен в своём отпуске, поскольку на это нужен контакт, и личный в том числе. А Саши на всех хватить не может, даже чисто физически и тем ценно его штучное и весьма дефицитное творчество.
Если бы вы встретили человека, который ничего не знает о «Разных Людях», но задаёт вопрос: «Кто такой Чернецкий, и о чём его песни?» Два предложения, в которых вы бы выразили, смысл того, что ему предстоит услышать. О чём этот Чернецкий?
Это о Харькове, которого уже нет. Очень сложно давать ярлык, который может определить всё творчество человека. И всё-таки мы вычленяем то, что нужно, или трогает особенно нас. Меня, в данном случае, как харьковчанина, как человека, который гордится тем, что Саша имеет харьковские корни, конечно больше всего волнует харьковская составляющая его. Не хотел бы использовать слово «величие», его талант, который достойно представляет наш город, поэтому вычленяю то, что важно, необходимо для меня.
Я субъективен. Мне сложно оценить Сашу, как явление музыкальное. Не являюсь специалистом, или квалифицированным музыкальным критиком, но то, что он вошел в историю города, это факт, и этим он для меня ценен и дорог. А то, что у нас хорошие товарищеские отношения, даёт мне ещё оценить его и чисто человеческие качества: доброту, порядочность, умение слышать собеседника, это очень важно для артиста. Артист, как правило, сосредоточен на своей внутренней жизни и его желании творить добро для других. Откуда вот этот посыл благотворительных фестивалей, которые он организовывает? Это тоже характеризует человека. Можно быть харьковчанином и сволочью. Но лучше харьковчанин, который является интересным, порядочным и хорошим человеком.
Три, на ваш взгляд самых выразительных качества, которые свойственны только харьковчанам, в том числе Чернецкому.
Мы говорим сейчас по сути дела, о человеке в городе, и о городе в человеке. Харьков является городом, был, по крайней мере, до недавнего времени, городом промышленным, индустриальным, научным, и это подразумевает умение работать. Работать точно, выверено, в коллективе. Музыкальный коллектив – тоже коллектив, это тоже своего рода бригада. И умение работать в бригаде в индустрии (в данном случае это музыкальная индустрия), подразумевает тоже харьковские черты: собранность и пунктуальность, педантичность – то, что необходимо.
Второй момент – это творчество. Город наш является городом творческим, однако во многом лишённым собственной базы популяризации талантов. Это вынуждало и вынуждает до сих пор большинство наших деятелей культуры, искусства уезжать из города. То есть, это тот внутренний харьковский стержень, который позволяет достичь успеха за пределами родного города.
Умение работать очень пригождается человеку, который выходит за пределы харьковской окружной дороги. Харьковчане пробивные. Они умеют пробиться в Москве, в Петербурге, в Киеве. И в Саше, безусловно, эти качества есть, как и во многих наших земляках. «Я из Харькова» – это значит, человек, который не балабол, который может достичь поставленной перед собой цели. А человек, который переехал в другой город, ему приходится начинать всё сначала. И здесь наша собранность помогает. Саша является человеком собранным и сконцентрированным в нужный момент в нужном месте.
И третий момент, оценил бы в связи с событиями последних лет, когда он положил на чашу весов свою репутацию, свои многочисленные дружбы, став на определённую сторону в нынешних украинских реалиях. Для этого нужна внутренняя смелость убеждённого в своей правоте человека. Особенно, учитывая, что тот круг общения, к которому он традиционно принадлежал, был отнюдь не единодушен в осуждении нацизма, или каких-то вещей, которые кажутся нам вопиющими.
Знаю, его друзья, Сергей Кривуля или ушедший уже после событий Костя Дубровский и другие люди, они вот на этой стороне «добра и зла». Но многие люди откровенно выступили на стороне иной. Саше ничего бы не стоило отсидеться за кулисами, не показывать своего отношения к тем или иным явлениям, никто бы его не осудил, тем более, человек находится далеко. В России к этому тоже неоднозначное отношение.
И вот мы видим, из одного вытекает другое. То есть из умения работать вытекает возможность переехать и снова добиться успеха, и из этого успеха – иметь моральное право делать свои выводы, высказывать свою позицию. Вот это, пожалуй, лучшие качества харьковчанина, воплощённые в Чернецком.
Послушать это и другие интервью в аудио-формате можно, перейдя по ссылке:
http://www.chernets.info/?page_id=1347
или с помощью QR-кода:
