АНДРЕЙ ГАНСОН: «РАЗНЫЕ ЛЮДИ» СТАЛИ ДЛЯ МЕНЯ МУЗЫКАЛЬНЫМ ОТКРЫТИЕМ»

Андрей Гансон в 1987 году закончил режиссёрский факультет Всесоюзного государственного института кинематографии им. С. А. Герасимова (мастерская проф. А. М. Згуриди) по специальности «Режиссура научно-популярного кино и телефильма». В эту пору он Андрей попадает через творческую ВГИКовскую тусовку в музыкальную среду, где знакомиться с Борисом Гребенщиковым, Константином Кинчевым, участниками группы «Оберманекен» и многими другими. Гребенщикова он снимет в кино, а благодаря его рекомендации Кинчев получит главную роль в фильме Валерия Огородникова – «Взломщик».

Один из самых интересных этапов работы Андрея Гансона связан с поездками в качестве режиссёра программы «Чёртово колесо». Всё начнётся с рок-экспедиции в Свердловск, где Андрей снимет первый клип для группы «Агата Кристи» в одном из местных музеев. Однако, через какое-то время, Андрей с Натальей Грешищевой отправятся в Харьков. Кроме сюжета о Харьковском рок-клубе конца 1980-х, Андрей снимет клип «Ворон» на песню Саши Чернецкого, клип «Отчизна» на песню Сергея Чигракова и два клипа группе «Тройка, семёрка, туз». В интервью вы узнаете подробности того, где и каким образом снимались эти работы и почему нет видео с записи альбома «Мазохизм», который Чернецкий записывал, лёжа в постели. Специально для книги «Жизнь стоит того…».

Из интервью Андрея Гансона для книги «Жизнь стоит того…»:

 

Мне интересна история создания клипа «Ворон» с участием Чернецкого, и клипа «Отчизна» на песню Сергея Чигракова. Это было стихийно или это заблаговременно продуманные сценарии?

Нет, ничего этого продумано не было. Если вы имеете в виду клип Чернецкого на песню «Ворон», так это спонтанно. Песня была уже выбрана, хотелось из неё что-то сделать, но Чернецкий ведь был практически парализован, поэтому всё, что мы смогли сделать – вытащить его на лестничную клетку, посадить месте с ребятами и самыми примитивными методами заснять всё это дело. Тут каких-то особенных творческих замыслов не было, было желание всё это зафиксировать.

Что касается клипа с Чижом, то это тоже импровизация. Это же не первая съёмка, когда мы с Натальей Грешищевой заранее в редакции определяли круг песен, который нам интересен, а на месте определяли, что из этого списка можно быстро снять. Название «клип» очень условное. Это всё снималось за несколько часов одной камерой. Никакой речи о подготовке, декорациях, реквизите не шло. Снимали либо уже в готовых интерьерах, либо на натуре.

А где вы нашли этот дворик для клипа «Отчизна»?

Это ребята местные показали – Клим и Чиж.

Это недалеко от Сашиного дома? Фактически «Отчизна» начинается с вида из Сашиного окна.

Нет, это монтаж. Клип начинается с вида из Сашиного окна, потому что было оттуда снято, но к Чернецкому это никуда не подошло, а здесь было к месту. Не думаю, что это место недалеко от Сашиного дома. Это была кажется дача Клима.

Вы вставили там некоторые кадры, похожие на постановочные, на репетиции, и много маленьких коллажей. Где вы их брали?

Да, были досъёмки, когда их снимали на репетиционной базе. Остальное брали в архиве, всё можно было заказать. Был архив телевизионного центра, где хранились записи программ. Там есть фрагмент (мало кто его узнаёт) из программы «Сельский час». Оттуда взят кадр с писателем Сашей Соколовым. Он в Америке жил, потом приехал на какое-то время. С ним сделали сюжет в программе «Сельский час». Он сидит в деревне, на какой-то завалинке. Его физиономию мало кто знает, но это Саша Соколов – «Школа для дураков» и всё прочее. А эти кадры взял  из передач «Играй гармонь», «Сельский час», «Время», которые демонстрировали весь этот «совок». Я не искал, просто решил использовать.

То, что мы видим в кадре, это только часть истории, другая часть истории – это то, что может быть много дублей, плюс съёмки в подъезде – они же всё это не шёпотом пели. Можете пояснить всю ситуацию?

Конечно, снимали всё под фонограмму. Был профессиональный магнитофон «Награ». Они пели под фонограмму, потом мы это синхронизировали на монтаже, а так они просто рот открывали.

То есть, это всё было полушепотом?

Это не было полушепотом, но звук, который они воспроизводили живьём не использовался при окончательном монтаже.

Я имею в виду соседи-то что-нибудь говорили на эту тему?

Да нет, это не было так уж громко, да и не было толп зрителей, ни возмущённых, ни поклонников. Очень быстро, локально.

Я бы хотел перейти к вашей третьей видеоработе, для группы «Тройка, семёрка, туз». Вы их снимали в контексте сюжета, посвящённого харьковскому року. Расскажите немного об этом психоделическом клипе на песню «Чёрные бобы». Что скажете о сотрудничестве с Игорем Сенькиным, художником, который делал декорации. Вы помните, как этот клип делался?

Честно говоря, мне тут, нечего сказать. Были какие-то декорации, какой-то свет, и тоже за пару часов, что называется на ходу, наснимали, без каких-либо изысков. И никакой особенной идеи глобальной не было. То, что было, то и есть. Потом уже на монтаже пытались придать этому какую-то форму. С музыкантами общались минимально: пройдите сюда, встаньте так. С «Работой Хо» мы намучились, а с этой было всё так тихо-гладко, что и вспомнить нечего.

 

У вас есть интервью с директором Харьковского рок-клуба, Александром Мартыненко. Вы помните подготовку к этому большому репортажу? Не про благотворительный концерт в поддержку Саши Чернецкого, а именно посвященный Харьковскому рок-клубу.

Мы сделали программу по всей Украине, ездили в Киев, Харьков, Львов. Мартыненко был тогда президентом Харьковского рок-клуба, большим начальником. Мы в Харькове как-то с ним пересеклись, ему это всё было безумно интересно, и фактически, это он со своей командой организовал Первый харьковский телевизионный фестиваль проходил в ДК ХЭМЗ. Это был фестиваль «Чёртово колесо», но мы просто привезли туда нескольких московских музыкантов, «Вежливый отказ», ещё кого-то. Пит Андерсон туда приехал. Мы постарались собрать всех тех, кто у нас в программе был засвечен, а вся организационная сторона была на Мартыненко. Мы занимались сугубо творчеством, съёмками, а всю организационную часть с арендой зала, проживанием и т.д. взял на себя Мартыненко.

Я так понимаю, что речь идёт о фестивале, который проводился при общежитии Харьковского авиационного института? В тот момент приезжал и «Вежливый отказ», и Олди с «Комитетом охраны тепла».

Да-да. И вот там впервые возникла мысль о фестивале или концерте для лечения Чернецкого.

Есть мифы, что Харьков был таким хранилищем музыкальной скрытой непубличной культуры. У Вас какие впечатления остались об этом городе? Отличались ли местные музыканты от музыкантов в других городах?

Я не замечал особенной разницы. Все были примерно одинаковые. Не скажу, что это калька была, но по отношению к жизни, по настроению, по манере поведения – это было примерно одно направление. Кто-то был чуть больше, чем что-то, кто-то меньше, чем что-то, но это были люди одного поля. Кто-то более замороченный, кто-то более простой, кто-то с закидонами. Но мы не занимались каким-то анализом, долгими беседами и т.д. Это всегда было производство, времени у нас всегда мало, командировки.

Основное время занимала работа, организация съёмок, всё было на ходу, на лету, без денег, на энтузиазме. Никаких конфликтов, никаких отношений не успевало выстроиться, может, за исключением одного двух человек, за весь период. Поэтому Харьков отдельно я не могу выделись. С «Раббота Хо» помню, намучались. Они были на своей волне. А со всеми остальными гладко и понятно. Когда мы снимали в Прибалтике, приходилось музыкантов убеждать, что мы не КГБ-шники, что это не подстава. Украина – это ведь была последняя программа на самом деле, вот такая тематическая. Нас уже знали, нам никого уже не нужно было убеждать.

У Вас было ощущение, что то, что вы делали на том отрезке времени, было предтечей такого витка телевизионных музыкальных программ, тем, что потом делала Елена Карпова и другие люди?

Да нет. И с Карповой, и с Антиповым мы работали параллельно. С Антиповым так вообще в одной редакции, дружили, помогали друг другу. Программу «Чёртово колесо» фактически делало три человека: я, как режиссёр, Наталья, как редактор, и Саша Бакгоф, как директор. Все остальное – были штатные операторы, которые могли сказать: «Я вот это снимать не буду!». «Почему?». Ответ: «Это говно». Мы были с Гостелерадио, а они – с Телецентра. И пожилые, и с разными эстетическими вкусами. Поэтому большую часть времени занимали организация и процесс съёмок.

Что касается новшества – всё это уже было, я не могу сказать, что мы были какие-то пионеры. Но у нас была одна принципиальная вещь: у нас не было постоянных ведущих, если нужно было что-то, то приходили приглашенные, Марина Тимашова и Илья Смирнов. А если можно было обойтись без ведущих, то мы предпочитали, чтобы говорили сами музыканты. Вот это было принципиально, что не какой-то дяденька рассказывает про достижения, про проблемы, а они сами. Вот это, к сожалению, развития не получило. У нас с первой программы была такая установка – дать слово самим музыкантам. Пусть они сами говорят о своих проблемах, о чувствах, и прочем.

Вы начали с ВГИКовских ступенек, и будучи приближены к Кинчеву и Гребенщикову, формировали своё видео-портфолио…

Это смешно получилось и случайность на самом деле. Я в своё время занимался дискотекой, и не просто такой – дыц-дыц-дыц, а нормальной, в Севастополе с элементами театрализации, слайд-шоу, тематическими программами, например, про экологию. Я в музыке варился и слушал на магнитофоне русский рок и прочее. А вот история с Кинчевым, Гребенщиковым и Ленинградским рок-клубом произошла случайно. У меня была практика на Леннаучфильме, я учился у Згуриди, в «Мастерской научно-популярного кино». И одновременно думал, какую бы снять курсовую работу. У меня в голове был сценарий клипа, ещё неоформленный до конца, но на музыкальную тему. И как главную песню музыкальную, основу этого фильма, я выбрал «Переведи меня через Майдан». Слова Виталия Коротича, музыка Сергея Никитина. Никитин её пел. Но хотел, чтобы это был не бардовский вариант. Я встречался с Альбертом Асадуллиным, хотел сделать песню хорошего эстрадного качества. Но волею судеб в Ленинграде тогда оказался Борис Юхананов. Каким-то боком, то ли через Серёжку Козлова, который был у меня оператором, то ли через каких-то других знакомых, мы совпали. Мы уже были знакомы по московской театральной тусовке, а тут встретились в Ленинграде. И он мне говорит, что договорился встретиться с Гребенщиковым. Я говорю: «Ой, возьми меня, я тоже хочу». И мы с ним пришли к Гребенщикову, он тогда жил на последнем этаже, не помню уже, адрес.

Тот дом, что у вас есть в фильме…

И когда я встретился с Гребенщиковым, я решил всё переделать, выбрал другую песню – «Пока не начался джаз». Был такой актёр, Никита Михайловский, который в своё время снимался ещё школьником в фильме «Вам и не снилось…». А это был уже 1984-й, он был уже взрослым. К сожалению, он потом умер молодым от какой-то жуткой болезни. Мы с Серёжкой Козловым жили у него на квартире. Она была на ремонте, попасть в неё можно было только через чёрный ход, по чёрной лестнице. Она стояла пустая, но полуразрушенная. И мы там на полу, прямо на матрасах ночевали, жили.

Поскольку это был полуподпольный флэт, туда приходила куча народа, выпить, поиграть, поговорить, потрахаться, извините за подробности. Там были и Слава Задерий, и Костя Кинчев, и «Оберманекены», в общем, чёрт и дьявол. Плюс был Гребенщиков. И мы как-то попали в эту тусовку. И я Кинчева, что называется, втянул в фильм «Взломщик», эту роль он получил с моей подачи. Потому что с режиссёром мы случайно пересеклись в Ленинграде, а ВГИК – маленькая коммуна, все если друг друга не знали, то в глаза узнавали. А в такой ситуации, что другой город, и подавно.

Я встретился с Валерой Огородниковым, он говорит: «Я запускаюсь, ищу героя на роль». Я говорю: «Посмотри парня, он фантастический». А Кинчев тогда действительно был фантастический, мы с ним ещё несколько лет дружили и в Москве до этого его «православия головного мозга». Поэтому я предложил Валере посмотреть на Кинчева, и тот взял его на роль. И эта вся тусовка продолжалась не так уж много времени, месяца 3. Но за это время успели снять фильм.

 

Отрезок времени, который связан с отечественной, живой рок-музыкой, для вас временная история? Вы вышли из этого всего или по сей день что-то реконструируете какие-то материалы по этой теме?

Нет. Ну, во-первых, я уже на пенсии, мне 62 года. Я поступил во ВГИК довольно поздно, уже после университета, поэтому всё затянулось. А история с «Чёртовым колесом» прекратилась не по нашей вине. Мы хотели продолжать, и готовы были продолжать на канале «Россия». Но такой персонаж, как Артемий Кивович, который нас и звал, нас и погубил. Но это отдельная история. Факт в том, что мы не могли остаться на «Первом канале», тогда это была телекомпания «Останкино», мы уже сделали шаг, и этот шаг оказался в пустоту. Продолжать было невозможно, а перейти на другой канал не получилось. Надо было, как говорится, жить дальше. Поэтому я занимался музыкой, но уже классической. Я делал «Вокзал мечты» с Юрием Башметом, со Спиваковым работал. После того, как в определённый момент рок ушёл, так я с ним и расстался. То есть как любитель, я кое-что слушаю, что-то принимаю, что-то нет, но как профессионал больше этим не занимался, к сожалению, а может, к счастью.

Эту музыку фактически не слушаете? Это стечение обстоятельств?

Я-музыку-то слушаю, всегда её слушал, но тот период – это был такой пик, когда и музыка была интересна, и она была созвучна времени. А потом это как-то всё разошлось. Есть интересная музыка, но она такая нишевая, не стадионная, не держащая руку на пульсе жизни, камерная, так сказать. Вроде того же «Вежливого отказа», в котором Серёжа Рыженко играет, с которым мы до сих пор дружим. Я на концертах бываю и слушаю. А по большей части, рок, может быть и не умер, но интерес к себе утерял, и у меня тоже. Если ранние альбомы «Аквариума» – это была революция, драйв, кайф, то, что сейчас он выпускает – бывают хорошие песенки, но всё равно уже не то, «вальс по кругу».

Какие впечатления у вас остались о самом Чернецком и группе «Разные Люди»? И есть ли что-то такое, о чём я не спросил, но вы считаете важным рассказать?

Не буду лукавить, о Чернецком мне особо нечего сказать. Он тогда был болен, с ним в основном общалась Наталья Грешищева. Я был занят подготовкой к съёмкам, техническими вопросами, монтажом и так далее. Так что какой-то человеческой близости, каких-то контактов, в результате которых я мог бы что-то о его личности сказать, у меня не случилось. А вот «Разные Люди» меня поразили. Чиж само собой, я не держу руку на пульсе, не знаю, как там дальше было. Но тогда в группе был совершенно гениальный гитарист – Олег Клименко. Вот это для меня стало музыкальным открытием. Когда мы в репетиционной снимали, его не было, и это был такой середнячок, классический рок-н-ролл, а как только подключился Клим, появился драйв, появилась энергия, появился нерв. Это я помню до сих пор. Хотя сейчас не знаю, играет ли он в составе. Но вот сама по себе музыка «Разных Людей» на мой вкус, традиционная. Как блюз, как рок-н-ролл классический. И живую искру привносил Клим. Жалко, если это всё заглохло.

Вы снимали на видео запись альбома мазохизм? То, что происходило в самой квартире?

Нет. Это ведь был 1990-й, взять камеру на съёмку было довольно проблематично. Её надо было заказывать. Камер было немного, соответственно, за ними стояли очереди. Камеры были громоздкие, тяжеленые – я имею в виду видеокамеры, профессиональные. Иногда они состояли из двух частей – магнитофон отдельно, камера отдельно, и шнур соединяющий. Для того, чтобы снимать в квартире, нужен был правильный свет, потому что эти камеры слабо чувствительные, они нуждались в хорошем свете. Свет – ещё один большой дефицит, тем более переносной. Нужно было тащить всякие «Юпитеры» и так далее. И им нужно отдельное электропитание. Это было целой проблемой. Нужно протащить эти провода. Помню, как мы их тащили в этот подъезд, на этаж. Всё это очень сильно ограничивало.

Мы, допустим, в своё время ездили во Владивосток, у нас камеры не было. Нам там давали местные камеры, у кого-то был «Уматик» из Японии. Когда ездили в Киев, нам камеру привозили из Еревана. Мы сотрудничали с Московскими новостями, и у них был какой-то коррпункт в Ереване. К нам на съёмки прилетал человек с камерой из Еревана. Это была совсем другая жизнь, это не то что сейчас – на телефон снял и кино выпустил. Мы же ещё были все нищие-бедные, у нас не было и бытовых видеокамер. Они, в принципе, уже были, но это было дорогое удовольствие. А зарплата на телевидении ничем не отличалась от зарплаты инженера, 120 рублей и всё. В лучшем случае у кого-то был свой фотоаппарат, и фото можно было снять.

По тем временам, вы сделали то, что не сделал ни одна съёмочная бригада, со звукозаписывающим автобусом, и это осталось вне хроник. Только фотографии и рассказы очевидцев.

Я попал на телевидение случайно, и был поражен тем, что телевидение имеет возможность выписать кого угодно в командировку, с оплатой проезда, проживания, суточными, хоть с Петропавловска-Камчатского. Есть гостиницы, есть на это средства. Могут снимать в павильоне или звукозаписывающей студии какой-нибудь народный хор или ансамбль танца, 20-30-40 человек. Я тогда подумал, а почему бы эту систему не использовать для рок-музыки? И мы пытались. Большое дело сделала Наталья Грешищева (я этим не занимался), потому что помимо всего прочего, она записывала их в профессиональной звукозаписывающей студии, с обработкой звука, люди туда попадали, и у них глаза на лоб лезли, потому что они знать не знали о существовании всего этого. Тот же «Комитет охраны тепла» там целый альбом записал.

И тогда приходилось уговаривать, объяснять людям, что это не подстава, что они приедут, и что им оплатят дорогу, будет где жить, и ещё суточные будут получать. Но это продлилось недолго.