В заголовок – преддверие интервью с Егором Верюжским захотелось вынести провокацию и ничего другого. В провокации лидера группы «МалаВер» очень много личного. Минимум общих фраз и максимум искренности. Прямота, похожая на песок в глаза для тех, кто откровенно не хочет замечать намерений музыки, слов и дела Александра Чернецкого. Хочется, чтобы в этом интервью осталось больше Егора. Цитирую…
«Жизнь стоит того, чтобы не быть сволочью». Это не я придумал – это припев из песни Саши Чернецкого.
Но сейчас я не столько о песне Чернецкого, сколько об одной отдельно взятой фразе и её отношении к моему субъективному восприятию уходящего года. Мне вообще трудно высказываться о том, что пишет Чернецкий. Как только заикнусь о его песнях, тут же набегают в комменты его фаны, и до остервенения бесконечно объясняют, что я как-то нее так, как-то неправильно люблю Чернецкого и его песни. Что надо бы мне иначе. Что надо бы как-то безогляднее, что ли.
Поэтому, чтобы сразу расставить точки над йо: именно к этой песне я предельно равнодушен, никогда не запускаю её по собственному желанию, не уверен, что она есть у меня в плеере, но всегда рад услышать её от автора. Впрочем, я всё рад от него слышать. И да, я не дышу в размере рок-н-ролла, поэтому любой рок-н-ролльный формат нагоняет на меня тоску. Ту самую, русскую.
И всё же именно эта строчка меня преследует ровно год. Как свалилась на меня на прошлый Новый Год – так и не уходит. (Нет, это не означает, что я настолько удивительный неофит «Разных Людей», что услышал её только 365 дней назад. Опять же повторюсь, что слышал – много раз и в разных городах, но личную значимость ощутил только недавно).
«Жизнь стоит того, чтобы не быть сволочью». Эта фраза удивительно точно ложится на всё, что я ежедневно вижу, выходя из дома – когда еду в метро и вижу призывы вступать в «сильнейшую армию континента», когда читаю назойливые рекомендации отказаться от родного языка, когда возникает оказия безвозмездно слажать и заработать на этом какой-то профит, когда окунаешься в социальную нетерпимость, которой переполнена «современная европейская столица» – и эта фраза звучит, как отторжение происходящего: «Вы как хотите, а моя жизнь стоит того, чтобы не быть сволочью».
Это не святость и не пропаганда абсолюта моральных доктрин. Это внезапное осознание того, что можно отказаться от того, чтобы быть сволочью, и самое главное – от того, чтобы получать удовольствие от бытия сволочью.
Наверное, это и есть самое главное, чему меня научил уходящий год – что, оказывается, можно быть в ладу с собственной природой даже вопреки стадному оскотиниванию. И это даже круче, чем заниматься какой-то прилюдной и хайповой деятельностью. Просто не быть сволочью. Здесь и сейчас» (с) Егор Верюжский 30.12.2017
Из интервью Егора Верюжского для книги «Жизнь стоит того…»:
Расскажите о своей деятельности и знакомстве с Чернецким.
С Чернецким познакомились именно из-за музыки и знаем друг друга давно. Даже доводилось выступать вместе в Америке.
У нас много общего, что касается видения мира. Но что касается музыкальной формы – ничего общего. К сожалению, когда мне приходится что-то говорить публично по поводу Чернецкого, выражая мнение, это, как правило, приводит к скандалам со стороны его фанатов. Они за мной бегают, пишут злые письма, рассказывают, что «неправильно люблю Сашу», что надо любить иначе. Признаю, может быть. Просто рок-н-ролл не люблю. Это привело к тому, что попытки познакомиться с Чернецким начинались несколько раз и, в основном, неудачно.
Начиная с 1990-х, я много ходил на концерты, спектакли, фильмы в Киеве. Культурная жизнь бурлила. Каждый день что-то интересное, и чтобы всё это не забыть, не запутаться, я записывал в тетрадь. И вот, копаясь в своих записях, нашел, как и где познакомился с Сашей.
Побывал впервые на его концерте в начале 1990-х. Причём запись была лаконичная – «Такие разные, что ну их!». Всё. Мне жутко не понравилось. Вызвало антипатию и то, что они играли в конце 1980-х в ДК «Политех», где у нас была репетиционная база.
Отношение к харьковчанам, которые приехали, сыграли у нас, было как к вторгшимся чужакам. Их выступления совершенно не помню. Это даже не знакомство. Осмысленное знакомство произошло гораздо позже. Сидя на балконе дома Параджанова, я пил портвейн и вдруг услышал песню «Русская тоска». Понял, что это близкое моему видение мира. А вот то, что касается рок-н-ролла обычно всегда проходит мимо меня. Хотя мы и говорим «на разных языках», но, когда встречаю Чернецкого, всегда приятно.
В середине 1980-х проводились фестивали при КПИ, включая совместные выступления «Воплей Видоплясова» и «ГПД».
«ВВ» тогда хоть и были самобытной группой, и, на мой взгляд, гораздо интереснее, чем сейчас, играли задорный панк. В Киеве проходило очень много мероприятий. Был всплеск музыкальной, уличной культуры, который в начале 2000-х сошёл на нет. На фоне этого, выступление «какого-то ВВ» с совсем неизвестной «ГПД» терялось. Те концерты, к сожалению, прошли мимо. Огромный кусок жизни, который нельзя было оценить, поскольку уж слишком много всего было интересного. Прошло много лет, и думаешь – тут Янка выступала во дворе, там Летов играл. С остатками «Гражданской Обороны» встречаешься, и каждый киевские воспоминания рассказывает. Удивляешься. Город большой. Все параллельно сосуществовали и многое проходило неизвестно друг для друга.
А рок-н-ролл-то за что не любите?
Не моё это. Каждый, кто исполняет песни, знает, что есть определённые размеры, внутри которых получается думать, играть, разговаривать, дышать. Когда звучит размер близкий внутреннему, то что-то внутри ёкает, звучит ритмично. Это даже не эстетика, а на уровне физиологии. Тогда же получается дольше существовать на сцене, лучше проявляться. А когда чужой размер – это сильно грузит. Когда слушал рок-н-ролл – это звучало не так, как мне легко было бы воспринимать и самому транслировать.
Предсказуемость рок-н-ролла хороша, когда есть глубокая текстовая нагрузка. А когда текст классный-классный, сложный-сложный, умный-умный, тогда должна быть простая, незамысловатая форма, которая позволит не затенять его. Большинство текстов в рок-н-ролле не блещут сложностью, глубиной, гениальностью, поэтому у меня и возникает непонимание – простая мелодия, простой текст. Есть определённая субкультура, где это вызывает чувство восторга. Но я, увы, видимо, вырос в другой субкультуре.
Вижу у вас 2 книги, которые связаны с нашими общими знакомыми – Ерменом и Бранимиром.
Сижу на диванчике, на котором, обитали гости, которые приезжали в Киев давать концерты. Они здесь свои подарки складывали. Недавно давал большое интервью про Ермена Анти. Так получилось, что с ними знаком, не меньше чем с Чернецким, и, возможно, в какой-то мере они мне ближе с точки зрения эстетики. Но это связано с возрастом. Саша старше меня на некоторое количество лет, и у него музыкальная культура другая. У Ермена тот самый панк, который мне близок, та субкультура, которой дышу, думаю по умолчанию. Концерты «Адаптации» в Киеве почти все на моей совести.
Бранимир разнообразный. Экспериментирует. Многое пробовал и пробует. Действительно люблю и открыл его для Киева. В своё время, будучи неизвестным, он мне написал несколько писем. На переписку тогда не очень обращал внимание. Но так совпало, что слушал «Евангелие от Макиавелли». А тут письмо от автора, что хочет в Киев. Ну давай! Почему нет? Стал ему организовывать концерты. Стал бы заниматься этим, если б это было бы мне не близко?
Вы организовывали концерты Чернецкого в Киеве?
Довелось делать несколько его сольных концертов. Организовывал один раз как-то с группой, но получилась курьёзная ситуация. У нас есть известная сеть пивных с неплохими концертными залами. Дело было так.
В 2011-м прохожу мимо пивной с мыслью организовать концерт «Адаптации». Захожу: «Есть такая чудесная группа «Адаптация». Как относитесь, если сделать концерт этой группе?». Это муторно, организовывать концерт «Адаптации». Приходится показывать не все песни. Некоторые из них могут вызвать антипатию. Договорились, классно, чудесно.
Через несколько дней прохожу мимо этого же заведения, думаю – попробую организовать концерт «Разных Людей». Захожу, спрашиваю: «А к «Разным Людям» как относитесь?». Арт-директор оказался знающий, говорит: «О, классно! Как раз хочу сделать закрытый концерт памяти Башлачёва. Поможете? Соберутся люди, лично знавшие Башлачёва. Юрий Юлианович приезжает. И концерт «Разных Людей» давайте сделаем!». Соглашается.
Я радостный. Классно! 2 группы уже привожу! Переписываюсь с Инной Чернецкой. Рассказываю. Она мне: «О, ты ещё «Электрическим партизанам», Вадиму Курылёву тоже сделай».
Прохожу, спрашиваю. Мне отвечают: «Да-да-да, всё сделаем! Намечаем даты!» Договариваюсь с группами. Звоню арт-директору, уточнить детали. Нет его. Потом он сообщает: «Я уехал в Москву и больше концертами не занимаюсь». И ходишь такой: «Опа, кажется, пригласил несколько групп, а клуба нет». Потом ко мне всякие ребята из музыкального андеграунда звонят: «Ай-я-я-й! Слишком крупнобюджетными концертами занимается. Это надо согласовывать». Я был удивлен.
Если есть какая-то антипатия к кому-либо из участников группы, даже если вся группа мне интересна, то концертов не делаю. Я этим занимался для удовольствия, чтобы в Киеве была какая-то культурная жизнь. Те несколько сотен концертов, что организовал, были только с теми, кого мне хотелось видеть. В случае с Сашей, мы близкие люди.
В 5 утра шёл на вокзал встречать группу. Музыкантов из Москвы очень любили отправлять самым дешёвым поездом. Дома уговаривали друг друга не сильно налегать на алкоголь до концерта, делились новостями, кто что слышал.
У Бранимира идея написать книгу «Наше подполье», про людей, которые в разных городах образуют сеть знающих друг друга заочно. Сам знаю организаторов концертов, которых лично не видел никогда, но с которыми созванивались, переправляли друг другу группы. Приезжают люди, приносящие как гонцы кусочек жизни, кусочек культуры, объединяющей нас всех истории. А я им что-то отдаю.
Оставляют друг другу передачи, диски, футболки. Интересная жизнь, брызги которой долетали до Киева, но дальше на Запад уже не проходили. Хотя Чернецкий как-то хвастался, что они дали концерт в неожиданном месте, западнее Киева. И был очень доволен, что получилось.
Когда вы с Сашей выступали за рубежом?
Мы с Сашей 10 лет назад полетели в Штаты. Это был его акустический тур, который организовывал мой хороший знакомый. Он любил Саню и был ему очень близок. Пригласил Саню и написал мне: «Давай, приезжай! Ты в Штатах не был. Посмотришь». Интересно. Согласился. Получилось дикое рок-н-рольное сосуществование и довелось провести много времени вместе.
У Саши своё восприятие людей. Вот вижу человека, и Саня видит этого же человека. Мне интересно наблюдать его своеобразную наивность, когда он от человека, как шелуху, отметает всё плохое. Это меня удивляло, что он сразу видит хорошее.
Ему говоришь: «Ну посмотри, ведь он не совсем хороший, у него много граней». А он в ответ: «Нет-нет, он классный-классный-классный!».
Один общий товарищ, который организовывал концерты в Штатах, рассказывал, как переехал в США, нашёл работу и ему фирма предоставила жильё в общежитии. У него не было возможности с собой много привезти. Он любил музыку. Пошёл, купил себе магнитофон, и слушал. Теперь он купил целый дом. У него всё хорошо. А как только заговорили о политике, спросили: «Ходил ли на выборы. Голосовал за Обаму?». Сказал, что не голосовал.
Потом слушаю ту же историю в исполнении Чернецкого: «Наш друг приехал из Киева в подполье к Обаме в Штаты. У него был с собой только магнитофон, и он слушал рок-н-ролл, и был в подполье!». Это меня потрясало.
В Штатах много где ходили, бродили. А организатор работал, и вынести дома музыкантов – довольно тяжело, особенно, когда маленькие дети. Поэтому он однажды нас завёз в большой музыкальный магазин. Это необъятная территория, ангары, безумных размеров.
В огромном магазине устроились с Чернецким. Задача – выбрать гитару. Ему и мне нужна гитара. А Саня не долгий ходок, поэтому за гитарами ходил я. Времени у нас было больше 2 часов. У меня с собой, естественно, виски.
И вот, посреди магазина в Штатах, мы с Чернецким пьём виски, потому что остановиться трудно, и очень хорошо получается, и периодически я хожу за инструментами, беру гитары. Ну а как люди выбирают гитары? Пока трезвые, старались играть переборами и вслушиваться. А потом уже на всю округу звучит: «Мой дед был врагом народа!». Я тоже какую-то кричалку. Он: «Водка-водка-водка!».
Понимаю, рано или поздно нас просто заберёт полиция, потому что в США пить алкоголь так открыто, как у нас – рисково. Тем не менее, мы перебрались в зал более дорогих гитар, чётко понимая, что их покупать не будем так как те мы уже пересмотрели. А я всё жду, когда за нами придут.
Приезжает наш организатор, спрашивает, всё ли у нас нормально. Мы отвечаем, что да. Вдруг выходит какой-то мужик: «Я владелец магазина. Рад, что меня посетили настоящие рокеры и хочу подарить футболки с логотипом нашего магазина». Это было потрясение. Пытался представить себе какой-нибудь «Музторг» в Киеве. Сидишь, 2 часа играешь, пьёшь виски, ничего не покупаешь, а тебе дарят футболки.
Как Сашу воспринимала местная публика? Это в основном люди, которые говорят на русском языке?
Конечно, в основном, говорящие по-русски. Конкретно тот концерт проходил в Монтерее, в «Русском театре Ю». На самом деле это еврейский театр, ничего не имеющий общего с русским. Небольшой, но хороший.
Нельзя было делать концерт легально, потому что пришлось бы платить большие налоги. В Америке сложно сделать легально. Когда ехали, писали, что ехали не на концерт, а к друзьям, потому что, если концерт – другая виза. А когда концерт организовывали, всё по интернету оплачивалось.
Организатор хотел что-то получить, чтобы окупить дорогу. Поэтому возникла идея. Несколько бутылок алкоголя и рядом коробочка для денег. Алкоголь на мероприятиях там очень дорогой, поэтому даже тот, кто наливает немножко – платит много. Решили, что на этом соберём кассу.
Пока перед выступлением Чернецкого играл свою программу, обнаружилась трагедия – актёры «Театра Ю» выпили весь алкоголь. Хозяева решили, что могут себе это позволить.
Для организатора – драма. Ему пришлось ехать в супермаркет, снова покупать, ведь с чего-то надо было гонорар заплатить. Принимали всегда тепло и с восторгом, потому что там (под «там» имею в виду любую заграницу), для них момент возвращения к своей истории, к своему детству. Это воспоминания о всём хорошем, что было в плохом.
Многие знали Сашин репертуар. Могла просто спонтанно собираться группа, когда он приезжал на акустику. Кто предлагал подыграть гитаре, кто басу, кто-то на барабанах. Раз-два и группа собралась. Пока звук ставили, за день до концерта, оборудовали сцену, они за несколько часов сделали программу. Всё это известно и знакомо. Так что принятие Сани всегда на ура.
Почем продолжаете поддерживать взаимоотношения с Чернецким?
Духовная близость – не очень удачное словосочетание. Мне импонирует то, что Чернецкий прошел тот путь, который у нас всех был. В 1980-е – нигилизм, отрицание советского прошлого.
«Разные Люди» приняли участие в знаменитом фестивале – «Рок против сталинизма». Неприятие той доктрины вокруг. В 1990-е уход от этого всего в творчество, не имеющего явного объекта для приятия или неприятия. И вынужденное возвращение время от времени к этой тематике с 2004 года – «Простите парни из Донбасса». Мне близко такое развитие. Хотя о много мы и не говорили.
4-5 лет назад мне было важно понять, чем живут люди-музыканты. Будут ли дальше делать вид, что происходящие на сцене и за сценой не связано никак. И Чернецкий однажды сильно меня потряс, когда в Киеве со сцены стал говорить про Великую Отечественную Войну. Про то, что мы потеряли, что нацистские крики и лозунги на его концертах неуместны.
Это был единственный случай, когда он на сцене стал говорить. Я его раньше постоянно подначивал – что он интересно рассказывает за сценой, и когда я наконец-то услышу что-то из этого со сцены? И он стал говорить. И это был момент ужаса для зрителей. Половина зала поняла, что перед ними человек, совсем не тот, которого они хотели видеть. Саша со своей историей, которая не вписывается в их картонное видение.
И что ещё близко в нём – это то, что он посчитал нужным говорить на заведомо непопулярные темы. Вошёл в конфронтацию со зрителями. А мог бы как Макаревич или Гребенщиков, которые ездят в Киев, и на любые скользкие вопросы дают скользкие ответы, дабы не потерять залы.
Чернецкий разошёлся с публикой, которая была чужая и реагировала только на припевы, даже не вслушиваясь в тексты. Иногда у меня в Киеве возникало чувство потерянности из-за отсутствия единомышленников. А тут человек, который старше и мудрее, потому что больше опыт, но оказывается, что он такой же, живущий такими же ценностями. Мы соратники – это важный момент. Чернецкий будет с тобой, если вдруг что-то произойдёт. Вы будете рядом. В нём я уверен.
Ещё черты, которые очень импонируют в нём – честность и некоторая наивность. Умудряется отфильтровывать, что ему близко и понятно. Пересказывает то, что укладывается в его матрицу мира, где все люди хорошие, а плохих нет. Ищет хорошее и светлое. Это клёво. Позитивный, светлый человек. Никогда интриг не плетёт, гадостей ни о ком не говорит – это удивительное умение говорить о людях с теплотой.
Фотография 005 – Егор Верюжский и Антон Аммон. Клуб «Прайм». Киев, 2009 год. Фото из архивов Егора Верюжского.
Были ли какие-то вещи, которым Вы научились у Чернецкого?
Мы встретились зрелые, сформировавшиеся. Интересно получилось – состав группы, в которой долгое время работал, возник благодаря Чернецкому. Мы играли с Сашей в Киеве, и после моего сета ко мне подошёл человек и спросил: «Вы из какого города приехали?». Отвечаю: «Я из Киева». – Он: «Ух-ты!», и неожиданно задаёт вопрос: «А из какого района?». – «Лукьяновка, самый центр». – Он: «О-о, я тоже». Потом выяснилось, что нам нужен басист, а он бас-гитарист и большой поклонник Чернецкого. Так получилось, что он уже лет 10 наш бас-гитарист. Вот такие хорошие случаи, удивительные знакомства, приятные воспоминания. Это то, что получил от Саши и благодарен ему за большой ворох приятных воспоминаний.
Ночевал ли у вас Чернецкий и было ли у вас более близкое общение с какими-нибудь музыкантами из его группы?
С Вадимом Курылёвым даже альбом записали. Есть, что вспомнить. Вадим играет и в «Адаптации», и в «Разных людях». Две группы, с которыми близкие отношения. С «Адаптацией» вообще очень-очень близкие. Когда сын рождался, вся «Адаптация» в этом участвовала, дома у меня была. Диванчик, на котором сейчас сижу – на нём Вадим Юрьевич провел как-то почти неделю, когда записывали альбом.
А сам Чернецкий, конечно, у меня дома бывал, я его несколько раз затаскивал. Но чтобы заночевать – не получалось. У него очень много фанатов в Киеве, которые умудрялись его соблазнить более хорошими условиями жилья, большей квартирой. Но что прикольно, мы так в итоге в эту квартиру не попадали. Выезжали, подъезжали, приходили на детскую площадку, раскладывались – и до утра… Так время и проходило.
Какие штрихи привнёс Курылёв в группу «Разные Люди» на ваш взгляд?
В Курылёве меня потрясает его видение музыки, как уже готовой, «как из коробки». Подходя к работе над песней, всегда имеет несколько решений, и эти решения – не вымученные. Это не то, что пишут музыку и видят только один путь развития. У Вадима – пачка решений. Так и в «Разных Людях».
Видел, как работают с «Адаптацией». «Можно сделать так, можно сделать жёстко, можно сделать мягко». Это потрясает. Человек, которому не надо рассказывать, что мы делаем, разве что в двух словах – наша цель в этой песне, к примеру, рассмешить, ошеломить и т.д. Дальше он выкладывает варианты, что можно пойти разными путями.
Что касается «Разных Людей», то состав с Худым и Курылёвым был просто идеальный, если не лучший. Курылёв – стабильный музыкант, в отличие от многих, кто был в «Разных Людях». Там были разные музыканты, от которых можно ожидать непредсказуемое: трезвые или нетрезвые они выйдут на сцену, насколько ровно сыграют, насколько плотно и качественно. А Курылёв – трезвенник, стабильно выступающий, всегда полностью готов, собран. С таким играть клёво. Это случай, когда Чернецкому очень повезло.
В Вадиме Юрьевиче есть нечто удивительное. Я его слушал, когда ещё в школе был, в 1980-е годы. Для меня удивление, что может пройти 15-20 лет, и вдруг люди с пластинки окажутся у тебя дома, и вы будете вместе работать.
Чего мы не коснулись, но на Ваш взгляд кажется важным?
Чернецкий – фигура, которая у многих вызывает отношение как к иконе. То есть о нём можно говорить только хорошо, что он идеальный, чудесный и т.д. А я привык о нём говорить, как о человеке. Хотя и особых недостатков-то нет, но я говорю без восторга. С удовольствием, что есть такой хороший человек. Некоторые считают, что о нём надо говорить, как о божестве, молитвенно сложив руки и с придыханием. Поэтому, первая мысль перед интервью – как рассказать, чтобы потом не было мучительно больно.
Сначала на сцене Ермен и группа «Адаптация», потом вместо него выходит Саша и это уже «Разные Люди», потом Сашу сменяет Вадим, и на сцене «Электропартизаны». У каждого музыканта своё звукоизвлечение и это сложно скрыть. Ведь рокировка этих музыкантов не приводит к какому-то уникальному звучанию. Не становится ли вам скучно, глядя на это всё?
Не соглашусь, особенно в том, что касается «Адаптации». Участие Курылёва в этом проекте привело к совершенно новому и для Ермена, и для панка вообще. Вадим музыкант настолько высокого уровня, что озвучивает весь питерский рок. Становится ли мне грустно? Нет, это жизнь. Когда на концерты подобных групп приходит немного людей – это тоже жизнь. Мне кажется, так и должно быть. Потому что рок-н-ролл, как у Чернецкого – это музыка чужая для него. Это придумано раньше, в другой субкультуре. То есть это уже является заимствованием, и когда собираются музыканты, я не очень-то верю, что в рамках данного жанра они могут создать принципиально новое.
Новое и интересное для меня возникает, когда они выходят за рамки рок-н-ролла и появляются песни: «Русская тоска», «Водка», потрясающая «Песня взрослого человека». Последняя вышла из авторской песни. Мне удалось её слышать ещё до того, как они её аранжировали в быстром варианте. Она была спокойная, медленная. Потом, перед одним из эфиров они решили её ускорить, и получилось именно так как есть сейчас.
У Чернецкого много корней в авторской песне, в том же Высоцком. И это абсолютно естественно, что та культура отмирает, уходит. Снег тает, листья желтеют, всё идёт своим чередом. К этому спокойно надо относиться.
Когда вижу музыкантов группы «Разные Люди», внутри возникает тёплое трепетное чувство и радость, что есть те, которые были бунтарями в 1980-е, играли в группах, которые собирали стадионы, а теперь оказались в общем-то, камерном коллективе, но живы.
«Разные Люди» для стариков? Молодёжи нет до них дела?
На концерты в основном ходят 35-40-летние люди, но довольно большой процент молодёжи всегда удивляет. Откуда берутся? В Украине масмедийной поддержки у подобных групп не было никогда. По радио, конечно, иногда звучали «Супербизоны», но эта песня терялась среди других. И то, что люди знали о существовании такой группы – странно. Хотя «знали» – тоже спорно.
Организуя концерты Чернецкого, приходил в клубы и начинал разговор всегда издали. «Чижа знаете?» – «Знаем». Уже хорошо. – «Тогда давайте следующий шаг…». Наши арт-директоры, в принципе необразованные. Они вообще не знали про группу «Разные Люди». Меня удивляло, что каждый раз, когда организовывался концерт, (и мне всегда импонировало), Инна говорила: «Не парься, Егор, всё равно люди придут. Давай, делай! Всё будет хорошо». Делаю. Каждый раз переживаю, что вот клуб снял. Ответственность всё-таки.
Каждый раз – за полчаса до концерта в зале никого. Это не та аудитория, которая собирается на «Король и Шут» за несколько часов, пиво пьёт по подъездам. Тут другой зритель, который приходит вовремя. Смотришь – опа, целый зал. Молодых тоже было всегда достаточное количество. Интересно наблюдать, как поколения растут. Смотришь со сцены – парень лет 18-20. Проходит время – уже с девушкой, дальше – уже пришли на концерт с младенцем. Потом смотришь со сцены – и уже никогда их не видишь. Ушли. Тем временем какая-то другая молодёжь появилась, подросла. Это нормально всё. Это кусок нашей истории, нашей жизни, который не отнять. Клёво!
Обязательно ли уезжать из Украины, чтобы стать востребованным музыкантом? Это к тому, что в Киеве нет серьёзного продакшена. Не беру «Эмбиэнт», «Блэк», отдельный сегмент. Что делать, чтобы можно было не уезжать, но стать известным?
Ну если бы у нас была аудитория сопоставимая с «блэкарями», это очень радостно бы было. Надо ли уезжать, чтобы стать известными – нет. Сейчас на Украине правильная ситуация. Это выражается в отсутствии конкуренции. Если кому-то очень захочется стать известными, лучшей среды сейчас, чем Украина, нет. Вопрос в другом – хочется ли в этой среде раскручиваться. Из-за того, что сейчас запрещен въезд большинству музыкантов, фактически ни одна группа, которую знаю лично, в полном составе приехать в принципе не может. Кто-то обязательно либо не въездной, либо успел за это время в Крым или Донецк съездить, что обязательно припомнится.
Возникла уникальная ситуация. Есть группы идентичные Земфире, «Ляпису», группы неотличимые от «Короля и Шута», играющие тоже самое, но в силу того, что конкуренты уже не заедут, можно спокойно клепать нечто подобное. Люди полностью используют музыкальные решения, и вполне нормально катаются по клубам.
У нас клубная музыка сейчас на 90% – кавер-группы. Они всегда, конечно, были. Но, благодаря тому, что сейчас в принципе «живых» мало, для ремесленников от музыки ситуация идеальная. На счет уезжать – имеет смысл, чтобы вообще как-то жить и делать концерты.
Например, когда делал предпоследний концерт Вадиму Курылёву в Киеве, была ситуация, когда Вадим играет песню, а зал разошёлся в 2 стороны. Как на дискотеках в 80-90-е годы в глубинке. Стоят вдоль стенок 2 группы молодых людей и ждут сигнал, когда надо бить морду. Вадим играет в зале, а перед ним пусто, потому что часть условных «ватников» ушло в одну сторону, часть условных «бандеровцев» – в другую. Никто не хочет ни с кем пересекаться, и больше смотрят друг на друга, чем на сцену.
Вадим подготовился и хотел исполнить для Киева песню «Переведи меня через Майдан». Народ-то не сильно образованный. Знает только слово «Майдан». На сцену полезли с националистическими флагами. Вадим играет. Он-то оторваться не может – руки заняты гитарой. А за ним стоят люди со знамёнами, которые явно несозвучны внутреннему миру Вадима, и пафосно фотографируются с ним, пока играет.
Вадим попросил: «Ребята, давайте мой маленький концерт не будет поводом для ваших больших переживаний. Можно буду на сцене один?». Потом Курылёв выходит со сцены и говорит: «Егор, у вас же тут нацизм. Тут играть нельзя». Отвечаю: «Нельзя. Но ты ведь хотел попробовать». Вот такое «удовольствие» получил.
Удовлетворения от киевских концертов нет. Везде жёсткие маркеры – «свои-чужие». «Чужие» придут на любой концерт. Не совсем понимают, что исполнитель не их. Как было на последнем концерте Чернецкого. Он выходит на сцену, а народ орёт: «Слава Украине, героям – слава!». Какое это отношение имеет к Чернецкому?
Возникает сложность, что человек себя здесь может комфортно чувствовать в двух ипостасях. Либо кавер-группа, которая полностью уходит от анализа окружающей действительности; либо делаешь стилизацию под патриотические песни (что стало очень востребовано).
Не важно, что делаешь и как рифмуешь. Главное, чтобы в национально-патриотическом угаре. Если у тебя третья линия, то в принципе, тебе здесь не место. Какое-то время, конечно, можно биться, играть по улицам, в маленьких клубах, но всё равно, рано или поздно наступает отупление, потому что ты в маленьком клубе видишь близко этих людей и становится ясно, что они ничего не понимают. В случае с Чернецким это было особенно жутко понимать, что половина пришла случайно, хотя позиционировали себя, что Саня им «друг». Но ты для них друг, пока думаешь, как они, живёшь, как они. И не вздумай сказать что-нибудь против – сразу из друга становишься, на примере Чернецкого, врагом.
Почему публики на концертах Чернецкого сегодня стало меньше?
Не стоит забывать, что в 90-е, в Киеве для нас совершенно нормально было репетировать в залах на 2000 человек, потому что не было клубов, были залы. Когда какой-нибудь концерт происходил, набивалось много людей. Сейчас смотришь, думаешь – ого, как было! Любое мероприятие собирало зал запросто. Потом наступили 2000-е, появились клубы, стал меняться формат, стало побольше концертов. Группы стали больше ездить по городам.
Поэтому и людей меньше. На акустические концерты Саши в Киеве ходило 40-60 человек. 80 – запредельное количество. На электричество, в силу того, что залы побольше – 80-100. Да, и это несопоставимо с теми цифрами, что были в конце 80-х – начале 90-х, когда это было по умолчанию 2000. Это не связано никак с Чернецким, а скорее связано со временем, и с тем, куда людям хочется ходить, куда тянет, и, возможно, с появлением интернета.
Организовывая концерты, приглашая какого-нибудь человека я говорю: «Будет группа, которая тебе очень интересна, близка, приходи, послушай!» Если не сильно образованный, тут же лезет в интернет, слушает там и считает, что он всё уже услышал. Спасибо, что дал наводку, буду скачивать следующий альбом. Но на концерт не приходит. Раньше, чтобы услышать группу надо было прийти на концерт. Другого варианта не было. Записи были, конечно, но её надо было найти, купить, потом прийти на концерт, погрузиться в этот формат. А сейчас можешь скачать, и даже необязательно полностью слушать – послушал припев, вроде как понравилось, ну и хорошо.
Та же ситуация на студиях в Киеве. Народ, который там работает, рассказывает, что никто вообще не записывает альбомы. Мы с Курылёвым работали на студии, где «Океан Эльзы» писались. Там сказали, что за полгода только 2 группы писали альбом – мы и «Океан Эльзы», потому что остальные пишут синглы. Нынешняя культура не предполагает альбомного восприятия. Клиповое мышление привело к тому, что видеомонтаж более быстрый, и зритель быстрее начинает скучать и утомляться. Чтобы этого не было, надо постоянно переключать, менять картинку. Альбом не даёт такой возможности. Это своеобразная эволюция и не связано с какой-то отдельной группой.
Что ждёт группу «Разные Люди» в ближайшее время?
Я, да и не только я, жду момент, когда большим показателем, что есть нормализация в обществе, станет выступление «Разных Людей» снова на Крещатике, как это было в 2013-м. Хочется дожить до этого времени.
Думаешь и говоришь о ком-то – это друг, близкий человек. А потом тебя спросит кто-то: «А сколько ты с этим близким человеком знаком?». Говоришь, что знаком 10-15-20 лет, а по факту вы вместе провели от силы неделю. Были в разных городах, где-то вот встретились. Понимаешь, что вы близкие люди, но жутко мало времени быть вместе. Эта странная дружба, близость, которая есть у нас, она диктует ощущение того, что надо ценить, что нам повезло, что выпало счастье в какой-то момент быть в одном зале, выпало счастье слушать Чернецкого, просто поговорить после концерта. Я не религиозный человек, не знаю кого благодарить, судьбу, счастье, случай. Для меня Чернецкий – одна из удач в жизни. Это счастливое знакомство, за которое не стыдно.
Каждый раз боюсь, что больше никогда не встретимся. Понимаешь, что жизнь может вдруг завершиться. И не угадать, что будет. Сознание распадается на два – на то, как хочется, чтобы было в реальности, и на то, как внутренний скептик подсказывает, что в реальности, скорее всего будет всё плохо, в том смысле, что мы так и останемся в разных странах, и скорее всего, не произойдёт то, что хотелось бы. А хотелось бы – утром пошёл на киевский вокзал, встретил Саню, поехали куда-то, в Ботанический сад или Андреевский спуск, взяли портвейн, сели спокойно.
Вспомнилась любимая история про Чернецкого. Мы как-то с ним сильно выпивали весь вечер, пили портвейн, водку у него в квартире. Инна, как это часто бывает, говорила: «Давайте тихо, будем!». Мы конечно: «Да-да, будем тихо». Естественно, часа в 2 ночи стали друг другу показывать свои песни. Там я впервые услышал «Песню взрослого человека» и «Водку». Естественно, это было шумно. Драбадан, крики – Инна прибегает: «Мы же квартиру снимаем, что вы делаете?!» Мы: «Да-да, будем тихо-тихо!». И вот Саня вдруг говорит: «Знаешь, а я ведь в Петергофе был в последний раз в школьные годы». Я ему говорю: «Так поехали завтра утром». Как обычно на пьянках бывает, куча планов. Но у меня дурацкая привычка: я всё помню. И очень дорожу словом – если договорились, значит договорились. В любом случае это будет.
И вот Чернецкий меня тогда потряс, тем что, в 4 часа ночи, уходя из гостей, естественно, все пьяные, счастливые, договорившиеся в 10 утра ехать в Петергоф. И вот – 10:00, во мне проснулся скептик: интересно, Саня поедет или не поедет? Сошлётся ли на то, что сегодня тяжело, что вчера было всё не то. Но ведь договорились встретиться у него, у дома.
Подходим и первый, кого мы видим – Саня, уже на лестничной площадке, шкандыбает с палочкой. Это так растрогало. Человек сказал – мы поедем в Петергоф. Подвиг-не подвиг, но всё равно тяжело, сложно ему, тем более после концерта, после такой ночи. И всё равно – собрались и поехали в Петергоф. Мы там погуляли, походили. С Саней, конечно, много не находишь, мы сели у пирса, я достал гитару. Просто сели играть.
И очень интересно наблюдать: пирс, много туристов, которые куда-то спешат, а рядом сидит Чернецкий, в общем-то легенда рока, это не убавить, не прибавить, и он тут играет. Безо всякого пафоса, понтов, которыми Борис Борисович Гребенщиков оставляет свои появления в Киеве, и других городах – уличный концерт, как бы случайно, на хорошо подготовленной сцене. А тут Чернецкий просто играет не за деньги, не за что-то, просто для удовольствия, потому что я и моя жена его слушаем. Сидим, слушаем, играем друг для друга. Такое домашнее ощущение. Домашнее, потому что все проходят мимо, никто его не узнаёт. И мы такая «субкультура» во всём этом.
Ещё есть история. Мне очень понравился концерт, который был в Киеве, когда его организовывала какая-то партия, по воссоединению Украины, России и Белоруссии. Несмотря на то, что там была явная политическая подоплёка, Чернецкий абсолютно не воспринимал происходящее как политику. Их интересы совпадали с интересами организаторов, во всяком случае, явных противоречий не было. Там были Кустурица, «Чайф», кажется «Любэ». Я полез к ним на сцену на правах человека, который вносил подстаканник. На сцену идёт группа, а я с ними, со стаканом, который прицепил на микрофонную стойку, чтобы Сане было что пить. И решил со сцены не уходить. Пристроился за колонкой, сижу – так хорошо!
Остался, чтобы посмотреть, как работают, потому что понимаешь, что люди в возрасте, и видишь эти подначки. Прикольно получается, что по духу песни надо гитаристу или басисту подпрыгнуть. И вот. Стоят друг против друга Паша Борисов и Вадим Курылёв. И у них идёт разговор глазами: «Ты прыгаешь!» – «Нет, ты прыгаешь!» Друг друга подкалывают. Кто-то прыгнул – ну всё, рок получился!
Саня перед первой песней неожиданно сказал: «Ребята, мы рок-н-рольщики, мы собрались со всего союза, съехались, просто бросили клич, добирались автостопом, не потому, чтобы выступать под какими-то флагами, а просто для своих! Следующая песня называется «Супербизоны»». И вот он начинает песню «Супербизоны». Всё было согласовано, организаторы под эту песню с близлежащих улиц запускают колонны людей с разными флагами. И тут же Чернецкий, с его наивностью – «не под знаменами, а просто для своих!»
И ещё анекдотичный случай. Утро, гостиница, встречаю группу. Миша выходит на улицу и, не то чтобы плачется, просто высказывает Чернецкому (а это был уже чуть ли не пятый концерт в туре): «Саня, ты обещал, что у нас будут полотенца у барабанщика! Мне полотенце не дают. Мне даже нечем вытереться». Саня: «В райдере же записано, что должны быть полотенца. У нас мало требований, но полотенца-то точно были».
И в этот момент подъезжает микроавтобус, и на первом сидении – стопка белоснежных полотенец. И Чернецкий Мише: «Ну вот, видишь, что я говорил – полотенца!». И тут водитель говорит: «Ребята, это не ваши полотенца, это полотенца «Чайфа»». Чернецкий стоит обалдевший: «Чайфа!? Они же не потеют!». Хотелось бы, чтобы такие неожиданности ещё случались в нашей жизни, и случались ещё много раз.
Послушать это и другие интервью в аудио-формате можно, перейдя по ссылке:
http://www.chernets.info/?page_id=1347
или с помощью QR-кода:
